Три гинеи

^{31} Трудно узнать, какие именно суммы выделяли дочерям образованных мужчин на содержание до замужества. София Джекс-Блэйк[379] ежегодно получала от 30 до 40 фунтов; а отец ее принадлежал к средней буржуазии. Леди Ласселс[380], чей отец был графом[381], в 1860 году получила, кажется, около 100 фунтов; мистер Барретт[382], преуспевающий торговец, выдавал своей дочери Элизабет[383]

«от 40 до 45фунтов за вычетом подоходного налога… раз в три месяца». И, судя по всему, это скорее прибыль от 8 тысячи фунтов («или около того… спрашивать о деньгах вообще непросто»), лежавших «на ее счетах»«под разные процентные ставки», которыми владела Элизабет, а распоряжался, очевидно, ее отец. Но то были незамужние женщины. Замужним не разрешалось иметь какую-либо собственность до Закона об Имуществе Замужних Женщин 1870 года[384]. Леди Элье[385] написала, что, поскольку ее брачный договор был составлен в соответствии со старым законом, «все имеющиеся деньги переданы мужу[386]

, и не предназначалось ни единого фунта на мои личные расходы… не было ни чековой книжки, ни возможности получить наличные, кроме как попросить их у супруга. Он был добрым и щедрым, но молча все-таки соглашался с тем, что собственность женщины целиком принадлежит мужу… он оплачивал все мои счета, хранил у себя мою банковскую книжку и выдавал небольшие суммы на карманные расходы» (Леди Элье, «Воспоминания за пятьдесят лет», с. 341). К сожалению, она не указывает точные цифры, но суммы, отпускаемые сыновьям образованных мужчин, были значительно больше. В 1880 году 200 фунтов считались минимально необходимой суммой для студента Баллиол-колледжа[387], «хранившего традиции экономности». Таких денег «не хватало на охоту или азартные игры… Но бережливость и поддержка родителей на каникулах позволяла заниматься и этим» (из книги «Энтони Хоуп[388] и его записи» под редакцией сэра Ч. Маллета[389], с. 38). В наше время сумма, необходимая студенту, гораздо больше. Джино Уоткинс

[390] «никогда не тратил более 400фунтов в год, оплачивая счета в колледже и на каникулах» (Дж. М. Скотт[391], «Джино Уоткинс», с. 59). Таким было положение дел в Кембридже всего несколько лет назад.

^{32} Как часто на протяжении XIX века женщин высмеивали за попытки войти в священный мир мужских профессий, знают любители романов, поскольку одни только эти усилия обеспечили нам половину всей имеющейся беллетристики. Но биографии показывают, что это было и остается в наше время естественным для большинства просвещенных мужчин — считать всех женщин прядильщицами[392] в ожидании замужества. Например: «„О, дорогая! Что с ними происходит?“ — печально спросил он (Голсуорси Лавс Дикинсон[393]

) однажды о потоке честолюбивых, но совершенно не вдохновляющих старых дев, наводнивших внутренний дворик Кингз-колледжа[394]; „я не знаю, да и сами они не знают“. И затем еще тише, будто книги на его полках могли подслушать, добавил: „О, Боже! Они точно хотят замуж“» (Э. М. Форстер[395], «Голсуорси Лавс Дикинсон», с. 106). Что они действительно «точно хотели», так это, чтобы адвокатура, Лондонская фондовая биржа или залы зданий Гиббса[396] имели возможность принять их. Но они не имели, поэтому высказывание мистера Дикинсона было вполне естественным.