Военное дело, финансы, общехозяйственные нужды, область внешних сношений – все требовало создания объединенного, общепризнанного высшего распорядительного органа, – это сознавалось всеми, но как прийти к этому, – думали по-разному. Генерал Краснов, избранный донским атаманом, для обоснования донской обособленности выкопал из тьмы веков название «всевеликости» Донского войска и герб с казачьей «обнаженностью» в центре, флаг, и пр. аксессуары донской самостоятельности, Павло Скоропадский, украинский гетман, самая прозаическая по времени креатура проникших на Украину немцев, – для Краснова – «брат». В Берлин к императору Вильгельму (который сам через несколько месяцев побежит искать убежища у голландской королевы) Краснов отправляет посольство – «зимовую станицу», как во времена былой «обыкновенности» посылались с Дона «зимовые станицы» в Москву. А в адрес Добровольческого командования – элиты русских генералов – брошено им сравнение: «бродячие музыканты»…
Кубанцы, придерживаясь прежних постановлений рады и декларации о временности своего государственного образования и о принципе общероссийской федеративности, объявили «приказ» о созыве новой Краевой рады на конец октября (28). Предлагалось казачьим станицам, хуторам, а также селениям с жителями коренными крестьянами, аулам (с жителями горцами) прислать своих представителей по одному – от 5000 душ населения; фиксировалось, какое количество представителей должны прислать каждый из кубанских городов – Екатеринодар, Армавир, Ейск, Майкоп, Анапа, Темрюк.
Много вызвавший споров до выхода в «Ледяной поход» принцип паритетности представительства отдельных групп населения был теперь обойден молчанием.
Так как раньше бывали случаи представительства в Краевой раде от воинских частей, то теперь этот вопрос был представлен на усмотрение Главного Командования Армии; оно приняло предложение прислать представителей армии в раду. Таким образом, кубанцы как бы оставляли открытыми двери для принятия общих решений с добровольцами. Но перенося разрешение всех вопросов в Краевую раду, кубанцы без экивоков ставили вопрос о принципе народоправия в пределах захваченного борьбой населения.
Какую систему власти для себя и для всего объединения лелеяли и вынашивали добровольцы? Консервативный деятель и журналист Шульгин подал мысль генералу Драгомирову об организации Особого совещания при верховном руководителе Добровольческой армии. Шульгин же, будто бы, составил и перечень тех отделов, из которых должен был состоять этот орган[55]
. Дальнейшая разработка проекта первого варианта Особого совещания производилась под руководством и ответственностью генерал Драгомирова. Форма власти – диктатура, а по этому ее варианту – с любопытной подробностью: диктатура двуглавая и при этом с явным уклоном к особому типу генеральской олигархии. Общепризнанный вождь Добровольческой армии, генерал Алексеев определялся как председатель Особого совещания, но лишь для больших его заседаний, для разрешения наиболее серьезных вопросов и для рассмотрения сложных законопроектов, затрагивающих интересы нескольких ведомств.Кроме больших могли созываться малые заседания под председательством командующего армией генерала Деникина, при обязательном присутствии в них генералов Лукомского и Романовского, а из остальных управляющих ведомствами министров могли присутствовать лишь те, которых признал нужным пригласить председатель. Право принятия окончательных решений по законопроектам и придания им силы законов, независимо даже от решений «больших заседаний», оставалось за обоими генералами – Алексеевым и Деникиным. «Положение» при этом требовало, чтобы управляющие отделами докладывали на ближайшем большом заседании о решениях, принятых на малых заседаниях. Управляющие отделами имели право личного доклада у верховного руководителя и у командующего армией. В Положении были зафиксированы имена генералов, последовательно заменяющих один другого в случае неизбежности: Алексеев, Деникин, Драгомиров и Лукомский, сменяющие друг друга председатели и возглавители власти, и затем именной член совещания генерал Романовский. Этот проект генерал Драгомиров об Особом совещании, утвержденный 18 августа генералом Алексеевым, пролежал в столе Драгомирова под замком – в виде секретного документа, чтобы «до времени не вызывать возбуждения в кубанской среде», весь срок своего существования, т. е. до дня смерти генерала Алексеева – 5 сентября 1918 года. В дальнейшем, гак как потом «неписаная конституция Добровольческой армии не знала иной власти, кроме ее командующего», то никто не возбуждал после смерти Алексеева вопроса о преемственности, за санкцией новых писаных ее вариантов обращались теперь уже непосредственно к генералу Деникину.
Устанавливалась новая директива: