Все в огне.
Он оставил ее и сейчас на пути в Новый Орлеан, оборачивает голову смотря на черный пластиковый чемодан лежащий на заднем сиденье. Она собрала этот чемодан, желала уехать вместе с ним и жить их жизнью. Жизнью для двоих. Их жизнью.
Проклятье.
Черная любовь.
Испепеляющая любовь и боль.
Ему нужен был огонь, который отражался в ее глазах. Огонь, который он же и потушил.
Ребекка останавливается прямо напротив Пирс, взмахивает густыми светлыми волосами, попутно собирая их в высокий хвост, и ждет что она что-то скажет.
Казалось, какое бы ей дело до шлюхи брата, но она разрешила Кетрин остаться, ведь
Элайджа не был не пустым местом в ее сердце. Понимает, что сердце сучки пусто. Кладет свою руку на ее плечо, но похоже Кетрин Пирс наплевать.
Какая вечная любовь может быть у вампиров?
«Впрочем, это не так и странно», — зачем-то успокаивает себя Майклсон, зная, что на место
Кетрин легко может поставить себя, да и была в ситуации, когда Клаус убивал тех, кто ей дорог.
Огонь вспыхнет в груди, но не согреет.
Сердце оставил пустым это пожар страсти.
Пепел.
Серый пепел, которым она готова давиться.
— Эй, — блондинка щелкает пальцами перед глазами Пирс. — Что, уже и меня перестала замечать?
— Что? — возмущается Кетрин и резко отворачивается к камину, — Мы никогда не будем вместе. Он не предаст семью.
— Я думала, что ты водила за нос моих братьев, очередная шлюха, которая готова встать между Клаусом и Элайджей, рассорить их, да еще и копия Татии, и поэтому ненавидела тебя, а оказалось, — вздыхает Майклсон.
— Я никогда не была с Клаусом, боялась его, — медленно, на выдохе. — Я определилась сразу, только боялась признать, а когда признала и позволила себе чувствовать, то все обратилось против меня. Элайджа выбрал не меня.
— Я понимаю, что твое сердце разбито, — говорит Ребекка.
— Попросишь меня уйти? — догадывается та. — Я сама уйду.
— Не торопись, просто ты уже весь вечер сидишь у камина, смотришь на пламя и это пугает, — продолжает та.
— А было бы лучше, если бы я напилась и над этим городом пролились ливни крови? — наклоняет голову. — В прошлый раз…
— Я видела. Ты напилась, лежала на лестнице в одном кружевном белье, кстати запиши мне названия этой марки, — пытается улыбнуться первородная. — Кстати, Элайджи бы очень бы понравился тот дом. Все так, как он любит, камин, все в серо-черных тонах, разбавлено золотом. Вы могли быть счастливы. Мой брат мог быть счастлив с тобой, но Элайджа дурак, если выбрал искупление Ника, в очередной раз.
— Это должно меня утешить? — хмыкает Пирс. — И теперь мне интересно, произнесёт ли он моё имя когда-нибудь ещё? Всегда ли меня будут характеризовать мои же ошибки? Он верил в мое искупление, так же, как верит в искупление своего брата. Я знала, что он оставит меня, просто ждала. Ждала и продолжала верить во что-то… Ждала, когда все обратиться в пепел и он оставит меня. Ждала, когда он забудет меня. Встретимся ли мы, когда-нибудь с ним? Проследи за тем, чтобы Элайджа обрел покой, счастье и сыграл на пианино, как и мечтал. Ты можешь пообещать мне это, Ребекка?
— Я прослежу за Элайджей, Кетрин, он и вправду всем жертвует и он мой старший брат, — прикусывает губу ведь это так и есть.
— Он преданный и постоянно рядом с семьей, Клауса и я верю в то, что он достоин лучшего, — сдавленно смеется
Она вынуждена подняться с кресла, бросает в ответ что-то вроде « Я устала и пуста » и на долгое время замолкает. Направляется к лестнице. Она держится, потому что сильная.
Проиграла.
Как у нее есть еще силы дышать, подниматься по лестнице и лечь в постель, проститься Ребекка облегченно вздыхает смотря ей вслед: не хватало еще, чтобы кто-то узнал, что
Ребекка Майклсон сочувствует сучке Пирс.
Закрывает глаза, но душу не закрыть, а сердце без него овдовело.
Она будет ждать его, ведь уходят, чтобы вернуться?
А если не вернется?
Она хочет запомнить как смята постель, как Элайджа одевается, в темноте, а она лежа в постели наблюдала за этим: как тот медленно застёгивает пуговицы рубашки, надевает пиджак и она поправляет его галстук.
Как ушел призраком молча, сказав: « Прощай, Катерина.»
Кетрин Пирс — именно та, с которой бы родители говорят своим детям не связываться. Рискованная и черная, обходится недовольным взглядам и парой едких фраз.
Только с ним она позволила себе быть настоящей, а теперь ее главной проблемой стало то, что они никогда не смогут быть вместе.
Любовь стала проблемой стервы.
Проблемой стало то, что стерва все разрушила и они не смогут быть рядом.
Помнить все и забыть.
Помнить и забыть ту, что искал.