Три грации на обочине

– Я страшно голоден, – вернул ее из рассуждений Ролан. – Сейчас в душ, потом… Ой! Анютка, ты?

Кто же еще мог повиснуть на его спине? Любимая дочурка, которой он сразу же вручил пакет с подарком, чтобы она слезла с папочки, а то ведь тяжеленькая. Следующий акт – восторженный визг Ани, ведь папочка, как служба доставки, привез джинсы. Мечты сбываются. У некоторых. Только не у матери. После душа Ролан уселся за стол и, потирая руки, поинтересовался:

– Что у нас на завтрак?

Жена молча убрала крышку с блюда, на котором дымились макароны с мясом в красном соусе, который Тамара, экономя время, готовит заранее и замораживает порциями. Носа коснулся аромат острых специй, еда для начала дня чересчур тяжелая, но дочь и муж из породы хищников: им подавай мясо на завтрак, обед и ужин, а на полдник – так обязательно. Себе она хотела положить немного салата, вставила ложку в горку нарезанных овощей и задумалась. В голове снова навязчиво мелькнуло: ей некуда деться, у нее ничего нет, что принадлежало бы только ей и могло защитить, – ни дома, ни работы, ни друзей.

А Ролан, беспечно уминая макароны и поглядывая на жену, загадочно улыбался. Он ждал, когда она спросит: почему ты улыбаешься? Однако странно, она не замечала его приподнятого настроения, лукавых глаз, торжествующей улыбки, а он любую перемену в ней замечал всегда. Просто Ролан помнил клятву, данную Тамаре, но… что-то изменилось в жене, потом в нем, однако ему не в чем себя упрекнуть, не в чем!

– Ты не заболела? – спросил он, не дождавшись развития действия по своему сценарию.

– М? – встрепенулась Тамара. – Нет-нет, со мной все хорошо.

– Тогда почему не ешь? Задумчивая… О чем можно задумываться на твоем месте? (И рассмеялся. Смешно ему!) Кажется, ты забыла, какой сегодня день.

– А какой сегодня день?

Признаться, жена его изумила: не помнит! Но как когда-то он поклялся сделать Тамару богатой и счастливой, точно так же дал себе слово подавлять обиды, избегать ссор, никогда не упрекать. А жена, положа руку на сердце, заслуживала упреков. Она исключала компромиссы, словно подросток, тосковала, как он понимал, по несбывшейся мечте, была закрытой и какой-то недосягаемой. Муж, содержавший ее, ощущал себя рядом с женой плебеем. Как мило: муж – плебс! Пашет на нее, как раб на плантациях, а Тамара, не заработав ни копейки за всю жизнь, с царским величием принимает его добровольное рабство.

Скандалов, к счастью, она не закатывала (ну, да, только этого не хватало!), однако даже мать Ролана (редкий гость в их доме) заметила в невестке отсутствие всякого присутствия! И уверяла, что он чемпион мира по терпению, наверное, это так и есть. Ролан научился возвращать Тамару из меланхолии к маленьким радостям, которыми богата жизнь, она этого не замечает и не ценит, пришлось напомнить опять без обид, напротив, он окрасил романтизмом речь:

– В этот день, десятого октября, но тогда светило солнце, оно радовалось вместе с нами, ты стала моей женой, а я самым счастливым человеком во Вселенной.

С ума сойти – какой фееричный словесный понос высоким штилем! Оставалось удивляться столь дивному лицемерию, у Тамары развивался токсикоз на мужа. Она опустила глаза, чтобы не смотреть в лживую физиономию, и протянула с трудом, подавляя гнев:

– А-а-а! Прости. У меня ведь все дни слились, я не помню чисел, мне они как будто не нужны.

– Не оправдывайся, – резковато сказал Ролан, с толикой раздражения, его задело это ее равнодушное «А-а-а! Прости». – Ну-ка, идем!

Лживый романтик заставил Тамару подняться со стула, велел закрыть глаза, взял ее за руку и вел, заботливо предупреждая о препятствиях. Квартира у них большая, а если на нее смотреть глазами обывателя, так она огромна для семьи из трех человек, вычислить, куда ведет муж, можно, но Тамара не хотела вычислять, покорно шла. Ролан спокойно мог привести ее на балкон и сбросить вниз… почему бы ему этого не сделать?

Однако романтику стало тесно на ста пятидесяти квадратах, он затеял строительство дома, прихватив у реки гектар земли (клялся, что это маленький клочок, меньше, чем у других коллег) вместе с куском береговой зоны. Тамара не разделяла гигантомании мужа. Каждый раз с расширением жилплощади у нее появлялось стойкое ощущение, будто ее запихивают в саркофаг, который имел свойство уменьшаться. Поэтому конца строительства она страшилась, переезжать в «хоромы» не имела ни малейшего желания. Мужу о своем восприятии лишь тактично намекала, он намеков не понимал… или делал вид, что не понимает, Ролан ведь не дурак.

По запаху она угадала, что привел он ее в спальню… О, нет, только не секс! И пока Тамара придумывала причину отказа, он попросил открыть глаза. Точно: она стояла перед кроватью. Так, сейчас придется выложить правду, что у нее теперь проблемы, так как она все знает…

– Нравится? – спросил Ролан.

– Что? – в ответ спросила Тамара, оглянувшись на мужа.

– Не на меня смотри, а на то, что лежит на кровати.