Три грации на обочине

Там лежал раскрытый футляр, в нем браслет и серьги. С камешками. Знает кошка, чье мясо съела, теперь мурлычет и подлизывается. Четыре года этот наглый кот обманывал ее, бегая к другой кошке, странно, Тамару не ревность мучила, а факт гнусного обмана. Она подняла на него глаза, а он смотрел так преданно и нежно…

Впервые Ролан увидел ее в отчетном гала-концерте

Она танцевала партию принцессы Флорины в па-де-де из балета «Спящая красавица». На концерт его пригласил друг, которому достались контрамарки от родственницы Тамары – ее бабушки, повезло и с местами. После концерта ждали балеринку у служебного входа, и вот появилась она… Тонкая, воздушная, прекрасная, как утренняя заря, сравнимая с чарующими звуками музыки, под которую ввинчивалась пуантами в сцену, и вблизи юная-юная, на тот момент Тамаре исполнилось семнадцать.

Шли пешком, Ролан если что-то и говорил, то наверняка невпопад, в основном он слушал и украдкой рассматривал принцессу вблизи. Можно сколько угодно иронизировать, но Тамара не только на сцене была принцессой, ею она оставалась и на мостовых города, такой же недосягаемой. Кажется, приятель понял, что ему желательно сгинуть, оставил девушку на попечение Ролана и уехал в такси. Продолжив путь, оба вдруг замолчали. Как будто между ними внезапно вырос третий, с которым оба незнакомы, осмелела Тамара, спросив:

– Вы не сказали, вам понравился наш гала-концерт?

– Я его не видел, – признался Ролан.

– Уснули? – предположила она. – Значит, мы плохо танцевали.

– Я не спал. Я смотрел только на вас, вы танцевали прекрасно.

Она повернула красивую головку на длинной шее и заглянула в его глаза, недоверчиво произнеся:

– Хотите сказать, я танцевала лучше всех? Это несправедливо.

Тамара принялась объяснять, какие моменты в па-де-де (впервые услышал такое стремное сочетание слогов) ей не удались, да что он понимал в балетных па! Ролан, имея к двадцати пяти годам грандиозный опыт обольстителя, неплохо разбирался в юных и зрелых женщинах, а с принцессами из балетного царства не имел дел, потому робел, о, как он робел!

Конечно, сначала соблазнили его, в четырнадцать лет начался сексуальный путь с бабищей размером с маленький броневичок, на которую никто не клевал, она и вылавливала юных пацанов. В те годы девушка двадцати шести лет виделась ему старой калошей, но взбесившиеся гормоны вытеснили из черепа мозги и требовали разврата. Чуть позже возмужавший Ролан научился соблазнять и кинулся в пучину разгула самостоятельно, надо сказать, у дам различных возрастов он пользовался успехом.

Да, с тех самых пор он привык покорять, побеждать, выигрывать. Плюс ко всему Ролан рос общительным, не был лишен обаяния, а уж язык подвешен – вряд ли существует второй такой языкатый. И вдруг ему будто яду впрыснули: сердце заходилось в истеричных ритмах, ноги еле держали ватное тело, язык атрофировался, а в горле пересыхало, как в пустыне. Человек заболел…

Давно это было, сейчас все не так

Оба не могли знать, что вернулись в прошлое одновременно, однако их впечатления разнились, теперь они обработаны временем, ошибками, сожалением. Тамара избегала воспоминаний, ведь позади нет ничего, за что можно было бы держаться в настоящем, потому вышла из прошлого первой:

– Очень красиво.

Не нашла сил на поддельную радость, хотя мастерство актера в хореографическом училище преподавали, и Тамара была одной из лучших учениц. Между тем она подумала, что своим безразличием провоцирует мужа на какой-то поступок, да-да, вынуждает сделать некий шаг по отношению к ней. И происходит это помимо ее воли, точнее, при отсутствии воли.

– Примерь, – разочарованно сказал Ролан. – Сегодня мы идем ужинать в ресторан, я хочу, чтобы на тебе был мой подарок. Специально приехал на наш юбилей, ночью у меня самолет.

И стремительно вышел. Он был раздосадован, единственный человек, которого ему не удалось ни покорить, ни очаровать, – его жена.

День обещал стать похожим на одно затянувшееся утро

Рассвет наступал долго, потом задержался в одной туманно-серой стадии: то с неба вяло накрапывало, то сырость пробирала до костей. Искать здесь чьи бы то ни было следы с уликами бессмысленно, но определенные процедуры следовало проделать в любом случае. Тут хоть дождь, хоть снег, хоть минус пятьдесят, а без осмотра места обнаружения трупа, что проделал криминалист довольно быстро, и первичного исследования тела не обойтись. Хотя зачем тело-то на температуру тестировать, когда невооруженным глазом видно: трупик не свежак? Пара дней ему точно, а то и больше.

Снова заморосил дождик, полицейский из группы поднял зонт над головой Ольги, второй зонт над своей головушкой. Он скучал, продрог – влажность-то зашкаливала, в конце концов взмолился:

– Оля… Ну, какого мы тут торчим? Поехали, а?

– Да, да, скоро поедем, – пообещала она.