Три грации на обочине

– Стараюсь. Чтобы не попасть на удочку хищнику вроде тебя. Только дураки учатся на своих ошибках, а я умная и учусь на чужих.

– Ты несправедлива ко мне, о, как несправедлива!

Завывания, рассчитанные на покаяние (Насти, конечно же), неужели не возымели действия? Феликс решил проверить и заглянул ей в лицо, она в ответ:

– На дорогу смотри, я, знаешь ли, жить хочу.

– Нет, ты серьезно такая? Посмотришь на твою семью, на твоего отчима, мать и… неясно, откуда рвение к книгам?

– Ну, вот ты и проявился, взял и мимоходом оскорбил.

– Опять не так меня поняла! – вскипел Феликс.

– А что тебя понимать? Ты же думаешь, я чурка дремучая из деревни. И моего папу Вову не трогай, тоже мне, умник.

Он решил дипломатично промолчать как действительно умный человек, а то сейчас Настя каждое его слово воспринимает в штыки. Из-за чего?! Из-за ерунды. Сказала бы «нет», и все дела! Пауза недолго длилась, она сама заговорила, правда, на этот раз без агрессивного посыла, спокойно, казалось, не для Феликса предназначен ее рассказ:

– Когда отец, мой родной отец, подло сбежал, оставив нам с мамой огромные долги, пришли тетки с дядьками и выселили нас из дома. Мы с мамой очутились под открытым небом, да-да, на улице. Мама, сидя на чемоданах, ревела, наверное, от беспомощности и обиды, а я тряслась от страха, меня могли забрать в детдом, туда ни один ребенок не хочет. Хорошо, что летом это случилось, мы спустились в балку, соорудили шалаш и провели там три ночи, ну и три дня, конечно. Из кирпичей… красных, которые подобрали на улицах… типа печки соорудили, на ней мать готовила еду. И все время ревела – у нее не было работы, перспектив… А какие перспективы, если нет жилья? Куда идти, элементарно не вымывшись, не погладив одежду? И как меня было бросить в балке одну? Соседи скромно опускали глаза, когда мы шли за хлебом в магазин, хотя ни в чем не были виноваты перед нами. Но им было почему-то стыдно. И вот пошел дождь…

Видимо, это одно из самых сильных детских переживаний, Настя словно захлебнулась воздухом, но продолжила:

– Наш шалаш не спасал от дождя. Мы нашли плащ отца и накрыли шалаш, вымокли, конечно. Было так холодно… Мы жались друг к другу, а утром просыпаемся и видим: на перевернутом кверху дном ведре сидит папа Вова. Сидит и смотрит на нас, он ждал, когда мы проснемся. Мать перепугалась, а я обрадовалась, он всегда то конфету мне даст, то по голове погладит. Очень ласковый. Хм… И фамилия у него – Ласкин, ему подходит. Между прочим, я тоже Анастасия Ласкина, когда паспорт выдавали, взяла его фамилию. В то утро он предложил маме поселиться в его доме, и она согласилась, не раздумывая, не спрашивая – на каких условиях дает нам кров. Это был праздник, везение – снова под крышей очутиться, спать на кровати, есть за столом. Я маленькая, мне было десять лет, а поняла, что значит хороший и плохой человек, какой смысл имеют жилье, работа, деньги. Позже папа Вова предложил матери выйти за него замуж. Из-за меня предложил, особой любви к ней он не питал. Вот такой человек Вова Ласкин, а ты презрительно к нему… тоже мне праведник.

– Я не знал, сужу по… Он же пьет, это видно.

– Да он благородней тысяч отутюженных хлыщей! А пьет или нет – не твое дело, папа Вова никому не делает зла, пьет на свои заработанные. И не алкаш он, все делает по дому, что положено делать мужику, на работу ходит, деньги матери отдает. И мне был отцом, а не отчимом. Так вот еще в те времена я стала сразу взрослой и решила: моя жизнь не будет, как у моей матери. С моим отцом она жила гражданским браком, ведь штамп в паспорте – это же пошло, верно?

– Тебе видней, – буркнул Феликс.

– Зато всегда можно отказаться от жены и детей. А дом в нашем поселке купила мама, когда получила наследство, ей хотелось иметь огород, сад, живность. Под наш дом отец взял кредит на бизнес, прогорел или куда-то дел деньги, сбежал, а мать расплатилась своей мечтой и стала бомжихой. Если бы не папа Вова… Тогда я дала себе слово, что буду учиться, много читать, чтобы понимать людей и не попасть в зависимое положение. Знания не дадут ошибиться и всегда выручат, если попадется негодяй вроде моего родного отца.

– Я не негодяй, запомни! – предупредил Феликс.

– А я не тебя имела в виду, а вообще рассуждаю, хотя… твое предложение «пожить» у тебя не вяжется с порядочностью.

– Н-да, рассуждаешь… как старуха. Древняя!

Теперь Настя одарила Феликса сочувствующим взглядом, улыбнулась, довольная собой и тем, что поставила его на место.

– Расстроился, обиделся, оскорбился? Ну, извини, супермен.

– Мы приехали, выходи, – сказал он деловым тоном.

Открыв дверцу, Настя нанесла ему еще один удар:

– Завтра можешь не приезжать, сама доберусь, и вообще! Обойдусь без провожатых… Ай!

Взвизгнула потому, что Феликс снова схватил ее за локоть, развернул к себе лицом и без всяких шуток, строго отчеканил:

– А вот это не вздумай. Я несу ответственность за тебя, попробуй только умотай, не дождавшись меня…

– И что ты сделаешь?