Три Ярославны

Соскользнув с телеги, она стала красться к нему. До времени Янку не замечали, но, когда она перекинула поводья и собиралась вскочить в седло, чёрный рыцарь, нахмурясь, пустил своего коня вниз. А у Янки запуталась в стремени нога, никак не тронуться с места, и рыцарь уже занёс над ней свой страшный меч... Но Янку заслонил щит Ромуальда, и меч обрушился на лик Прекрасной Дамы.

   — Я предупреждал тебя, брат, — сказал чёрный рыцарь, медля со следующим ударом.

В ответ Ромуальд, размахнувшись, что есть силы ударил по чёрному щиту. Но противник был несравненно искуснее — он отвёл удар, усмехаясь.

   — Что ж твои ангелы оставили тебя?

Снова замахивается мечом Ромуальд. И снова — без результата. Одного лёгкого движения довольно чёрному рыцарю, чтобы уйти от опасности. Эта игра в кошки-мышки, и неспроста усмехается из-под забрала чёрный рыцарь своей леденящей усмешкой.

И когда Ромуальд в последнем отчаянном порыве пытается достать мечом соперника, захрустели на его груди пробитые доспехи.

   — Ты сам пожелал этого. Аминь.

Ромуальд грохнулся с седла под копыта коня чёрного рыцаря.

Но Янка была уже далеко, мелькала на дороге меж холмами скачущая точка, и быстро катилось за ней облачко дорожной пыли.

Лес поредел, среди деревьев засветилась река. Повозка под эскортом светловолосых всадников прикатилась к берегу.

Там виднелись две узкие варяжские ладьи, на берегу догорал костёр, и возле него сидели люди, такие же светловолосые, как всадники. Дородный ярл с золотой серьгой в ухе лениво спустился с ладьи в сопровождении улыбающегося Халцедония.

   — Вот и мои попутчики, Рагнвальд, — сказал Халцедоний. — Русский монах со своей подружкой.

Анна гневно выпрыгнула из повозки:

   — Опомнись, сарацин! Ты забыл, кто я!..

   — Советую и тебе забыть, — молвил Халцедоний. — Разве это не подарок судьбы — сбежать из-под венца от старого развратника?

   — Даниил! — в отчаянии оглянулась Анна. — Как он смеет! Франкский король молод и богат!.. У него перед замком сады из белых роз... и лебеди!., и самые лучшие виноградники!

Халцедоний глядел на неё с печальным сочувствием.

   — Последний бродяга — и тот скажет тебе, что Генрих стар и давно разорён.

Анна несогласно замотала головой, зажала ладонями уши:

   — Лжёшь! Лжёшь!.. У Генриха самые лучшие угодья и пасеки, леса полны диких зверей! Он богат и молод! Иначе отец никогда бы не согласился...

   — Увы! — развёл руками Халцедоний. — В этом мире всем правит расчёт. Продаётся всё — от глиняных горшков до королевских невест. Вот твой друг, единственный и бескорыстный, — указал он на Даниила, и Анна с последней надеждой вперила в него взор.

   — Вспомни и спроси себя, Анна, — сказал Даниил, и Анна не узнала его голоса, звонкого и решительного, — почему никто из воинов не оглянулся, когда я увозил тебя?

   — Почему?..

   — Франки защищали своё золото, а не свою королеву.

   — Так, значит, ты всё знал?.. — прошептала поражённая Анна. — Значит, вы — заодно и ты знал, куда мы едем? Говори, Даниил! Ты знал?

   — Знал, — тихо, но твёрдо ответил Даниил.

Анна глядела то на Даниила, то на Халцедония, озиралась, как затравленный зверь, и вдруг бросилась бежать в лес.

   — Не ведает дитя, что творит, — вздохнул Халцедоний. По его знаку двое варягов настигли Анну, притащили назад и связали.

Анна пылающими глазами жгла Даниила:

   — Предатель!.. Вор!

   — Бог вас покарает, не троньте её! — Даниил кинулся к Анне, но варяги схватили и Даниила.

   — Поздно, монах! — произнёс Халцедоний. — Ещё никто не перешагивал пропасти двумя шагами. Свяжите неразумного тоже.

Даниила скрутили той же верёвкой и вслед за Анной поволокли на ладью. Анна отодвинулась от монаха, насколько верёвка позволяла, и не молвила больше ни слова.

Ярл равнодушно скользнул взглядом по пленникам, воины убрали сходни, шесты упёрлись в берег, плеснули о воду вёсла, и течение понесло ладьи на середину реки.

Иссечено в лохмотья полотно возка и забрызгано кровью, однако ещё не кончена битва.

Но людям чёрного рыцаря недалеко до победы. Всё реже хохочет Шалиньяк, и не до смеха ему, когда уцелело всего несколько франкских воинов. Длинные ноги Бенедиктуса торчат неподвижно из-под возка. И даже Злата начинают оставлять силы, хотя рубаха его по-прежнему бела и не видно на его теле ни единой царапины.

Уже прорвалось в возок несколько самых отчаянных разбойников, гремят в нём сундуки; уже не отбиться на этот раз Шалиньяку от обступивших его врагов, но вновь клубится пыль на дороге, по которой ускакала Янка, и уже не облачко — огромное облако!..

Обнажённые сабли и мечи сверкают из облака, как молнии, в рокот грома сливается конский топот. И развевается над войском королевское знамя с орлом, а за знаменем скачет на белом коне сам король Казимир в доспехах не по росту: тонкая шея торчит из ворота кольчуги, шлем велик, сползает на лоб, но худое лицо с жиденькой бородёнкой воинственно, и глаза горят давно забытым ощущением сражения!

Чёрный рыцарь оглянулся: победоносная лавина катилась на него; он крикнул что-то и первым, повернув коня, поскакал прочь.

За ним побежали воины, оставляя раненых, возок и несдавшихся его защитников.