Три имени вечности

Видимо, он был важной персоной, одним из приглашенных гостей, потому что, заметив, что он обратил на что-то внимание, вокруг них мгновенно образовалась небольшая толпа жаждавших принять участие в событии, а кто-то из организаторов стал во весь голос звать перевод­чика. Японец же, не дожидаясь, пока тот найдется, приложил ладонь правой руки к левой стороне своей груди, а потом указал на нерукотворный «рисунок» на полотенце и повторил:

– Кокоро.

– Зовут его так, что ли – «полотенце»? – вполголоса сказал Эйтор, не теряя самообладания и присущего ему сдержанного юмора.

– Оониси-сан говорит, что этот… кандзи… э-э-э.. этот иерогриф на вашем поротенице обозаначает сердеце...

Это протиснувшийся сквозь толпу невысокий широкоплечий японец-переводчик приступил к своим обязанностям. Букву «л», как и почти все жители Страны восходящего солнца, пытающиеся изъясняться на русском, он выговаривал с большим трудом, зачастую рефлекторно заменяя ее раскатистым «р». Вместе с ним подошла и девушка-переводчица, по виду – тоже японка.

– Что? – недоуменно переспросил Глеб. – Сердце?

– Да-да! – закивал переводчик. – Сердце. В смысле – душа.

Иероглиф, «написанный» кровью на махровом маленьком полотенце, обозначал сердце и душу. Глеб не знал, как реагировать на это и сидел, пытаясь уловить хоть какую-то ниточку, ведущую к пониманию.

Японец поблагодарил бойкого переводчика вежливым кивком головы и снова повернулся к Глебу и Эйтору. К этому моменту они уже сообразили, что все-таки вежливее было бы разговаривать стоя, и поднялись, став лицом к лицу. Несмотря на почтенный возраст, седину в волосах, уложенных в аккуратную прическу, и морщинки у глаз, выглядел Оониси-сан поджарым и крепким. Он слегка поклонился и представился:

– Ватаси-ва Оониси Юкио. Додзо онэгай симасу.

– Меня зовут Юкио Оониси, – без задержки сказал переводчик, – прошу рюбить и жаровать.

Глеб тоже представился, а Оониси-сан еще раз указал на полотенце и произнес:

– Амэ-но кандзи. Фусиги хирагана.

Переводчик склонил голову немного набок, рассматривая полотенце, и перевел:

– Это срово написано хирагана, – и добавил от себя: – Это… э-э-э… стирь такой… азбука… так пишем… гм-м-м… Катакана есть еще… и кандзи есть… кандзи-канамадзирибун… хэх…

– Стиль написания иероглифов такой, – «перевел» слова переводчика кто-то из стоящих рядом бойцов в кимоно. Переводчик бросил на того острый взгляд и сказал вежливо:

– Я и говорир – стирь. Оониси-сан сказар, что это небесный кандзи… написано фусиги… э-э-э… мистическая хирагана, то есть она не черовеком сдерана…

Переводчик посмотрел на Оониси-сан в ожидании новых фраз, но тот был не расположен к продолжительной беседе. Посмотрев Глебу в глаза и сверкнув в улыбке белоснежными керамическими зубами, он сказал:

– Дэва о-карада-о тайсэцу-ни!

Сразу, без паузы он полуобернулся к Эйтору и произнес очень серьезным тоном:

– Абунаи!

И, слегка поклонившись, скоро и легко зашагал к выходу из зала. Происходившее на татами его явно не интересовало.

– Берегите себя, дорогой Глеб! – сказала переводчица. – А вы будьте внимательны!

Последние слова она адресовала уже Эйтору. Оба переводчика, сочтя свою миссию выполненной, пошли следом за своим руководителем, а все любопытные стали расходиться по своим местам.

– Домо аригато годзаймас, Оониси-сан, большое спасибо! – только и успел сказать Глеб вслед японцу.

– Куда ни бросишь взгляд, кругом одни предсказатели... Не слушай его, Глебка, он старый уже … – Эйтор сел на пол, куда перед этим сполз по стене и Глеб.

– Что-то я не заметил никаких признаков старческого слабоумия у Оониси-сан, – возразил Глеб, – наоборот, очевидно, что он отдает себе отчет в своих словах.

Он откинулся спиной к стене и попытался расслабиться, но это ему не удалось. Что-то в зале неуловимо изменилось – как будто легкая тень беспокойства закружилась в воздухе. Глеб стал наблюдать за схватками, одна за другой проходившими на татами. Александр провел все свои тридцать боев успешно и уселся на скамейку уставший и изрядно побитый, но чрезвычайно довольный. Второй дан, можно сказать, был у него уже в кармане. Глеб подошел его поздравить, и он, подняв голову, застенчиво улыбнулся и крепко пожал ему руку.

Кумитэ между тем продолжалось. Следующий кандидат на звание второго дана, выглядевший совершенно спокойным тридцатилетний черноволосый мужчина среднего роста, относился к типу «взрывных» бойцов – казалось, он весь состоит из упругих мышц и сухожилий. Глеб знал, что его звали Олегом и что он уже в течение нескольких лет является лидером и ведущим инструктором, сэмпаем карате-клуба в небольшом городке. Олег находился в самом расцвете сил и был великолепно одарен от природы. Глеб наблюдал его в схватках и видел, что даже самые тяжелые бои он проводил с бесстрастным выражением лица – несмотря на любую боль и усталость.

Несколько первых поединков были для него не самыми легкими, но после пятого боя все пошло как по накатанной колее, бойцы сменялись один за другим, и всем уже было ясно, что вскоре и он тоже он сдаст экзамен и получит заслуженный нидан.