Три имени вечности

Многие слова собеседники произносили вовсе не так, как их произносят современные испанцы – например, они говорили fablar вместо hablar[1] и fumu вместо humo[2], вместо звука «с» в некоторых знакомых ему словах звучало что-то среднее между «ш» и «щ». Да и само построение фраз выглядело непривычным. Так, предводитель, обращаясь к монаху, произнес фразу, которая прозвучала примерно так: «Мои воины, они являются прибывшими к Теночтитлану».

Тем не менее, Эйтор смог узнать их планы, которые, конечно же, были планами разграбления и уничтожения той цивилизации. Захват города Тескоко был для них только этапом, плацдармом на пути к великому Теночтитлану, центру государства ацтеков.

Внезапно Эйтора словно что-то потянуло за пояс, он помчался ногами вперед через невероятные, скручивающие его тело вихри и пространства и проснулся у себя дома. Все тело его тряслось как во время лихорадки, холодный пот лился ручьями. Художник с трудом поднялся и, шаркая ногами, как на автопилоте поплелся на кухню. Войдя туда, он оказался в помещении, в котором словно бы не бывал никогда – таким тесным и неуютным оно было. Обстановка кухни показалась ему совершенно незнакомой, и он с недоумением оглядывал предметы, предназначение которых в тот момент было для него совершеннейшей загадкой.

Эйтор провел ладонью по гладкому холодному металлу кухонной газовой плиты и долго рассматривал ее, пытаясь понять ее устройство. Вентили, расположенные на верхней панели плиты, показались ему непостижимыми магическими замкáми, запирающими вход в какие-то иные, неведомые пространства, а круглые черные газовые горелки выглядели словно постаменты для маленьких ритуальных сосудов.

Взяв в руки лежавшую на кухонном столе вилку, он с удивлением поднес ее к глазам, стараясь постичь ее назначение. Странные тонкие шипы, торчащие с одной стороны, показались ему зловещими. Он так и смог понять, что это за предмет, поэтому отложил его в сторону. Белый большой холодильник, микроволновая печь со стеклянной дверцей и блестящая кофеварка остались для него совершеннейшей тайной. Эйтор побоялся к ним даже притронуться из страха подвергнуться неизвестным ему чарам. Названия всех этих предметов он не мог вспомнить.

Наконец, он нашел кое-что, что смог с некоторой доли уверенности идентифицировать – маленький кухонный нож, сделанный из высокопрочной керамики. Он взял его за прохладное белое лезвие и рассмотрел во всех подробностях. Пластиковая ручка была черного цвета и удобно сидела в ладони, а лезвие… Он решил, что оно изготовлено из обсидиана, но почему-то не черного, а белого и совсем непрозрачного. Эйтор провел пальцем по его кромке и вскрикнул от боли – она была невероятно острой, он порезался, и из пальца потекла кровь.

В мозгу всплыло слово «текпатль». Оно вспыхнуло и угасло, исчезнув так же быстро, как появилось. Эйтор вспомнил! Предмет, который он держал в руке и который порезал его руку до крови, назывался текпатль. Он предназначен для разрезания чего-либо.

– Но что же это такое – текпатль? – спросил Эйтор сам себя вслух.

Ответа не было.

Внезапно ему стало плохо – он ощутил слабость и тошноту, сердце забилось с невероятной силой и скоростью и как будто подступило к горлу. Тело его покрылось мурашками и затряслось крупной дрожью. Все окружающие предметы заколыхались перед глазами, пришли в движение и замелькали как в старом детском калейдоскопе. На мгновение все остановилось, и Эйтор вновь на короткое время увидел огромные костры, пылающие на храмовой горе и разбрасывающие гигантские снопы искр. Потом снова появился образ его квартиры. Эйтор снова стоял посреди своей кухни с текпатлем в руке, большой палец левой руки был порезан, капли крови гулко и медленно падали на деревянный пол.

И тут он услышал пение.

Пели два женских голоса – контральто и сопрано. Нежный звук женского сопрано, словно «опираясь» на сильные грудные звуки контральто, вел мелодическую линию уверенно и поднимался все выше и выше, становясь при этом все ярче и призывней. Сознание Эйтора «потянулось» за этим голосом, он увидел перед своими глазами совершенно фантастические, незнакомые ему образы, и почувствовал, как отделяется от своего тела и поднимается вверх. Он почувствовал, что уходит.

Он решил, что пришла смерть, и приготовился встретить ее достойно. Текпатль выпал из его руки и с раздражающим слух дребезжанием ударился о пол.

Этот звук расшевелил спрятанные где-то в глубине его сознания далекие ассоциации. Мир, который колыхался перед глазами и был совершенно непонятен и нестабилен до этого момента, внезапно стронулся с места и начал выстраиваться в давно знакомом порядке. Тошнота и головокружение больше его не беспокоили.

Ангельские женские голоса стихли и исчезли.

Эйтор огляделся и увидел на полу упавший предмет.

«Это нож», внезапно понял он. Текпатль – это нож. Керамический нож!

Это нож!!!

Он подпрыгнул от радости и закричал:

– Это нож!

И сразу же пришли как будто из сияющей пустоты названия других предметов, окружавших его.

О, а вот вилка.

Боже – вилка! В-в-в-и-и-и-л-к-к-к-а-а-а!

А это что? Это стол.

С-т-о-л.