Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы

На очередной остановке в автобус вошёл немолодой человек профессорской внешности. Окинув взглядом салон, он, видимо, удивился непривычной пустоте и потому не сразу решил, где сможет удобнее сесть. Наконец, аккуратно приземлился на одноместном сиденье у окна, но сразу, видимо, убегая от навязчивых солнечных зайчиков, переметнулся на другую сторону и оказался перед Глебом и Алинкой. Правда, между ними ещё оставалось большое пространство, поскольку одно двойное сиденье отсутствовало, но кому столь плотное соседство понравится?

Этим утром Алексей Петрович, тот самый профессор, подсевший к влюбленной парочке, с радостью отказавшись от сна, продолжал считать что-то своё, чем был полностью поглощён, и одновременно записывать, да еще торопливо выполнять какие-то эскизы. Они появлялись на измятых листах писчей бумаги, завалившей не только стол, но и разбросанной на специально сдвинутых стульях.

Алексей Петрович работал. Работал с какого-то часа поздней ночи. С тех самых пор, как в его светлую голову явилась очередная идея. Идеи обычно приходили ночью. Странно, почему так? Тишина, что ли способствовала?

Вообще-то прекрасные инженерные идеи к Алексею Петровичу приходили довольно-таки часто. И о том, что они имели немалый вес, говорят его свидетельства о шестидесяти семи изобретениях, неаккуратно собранные в какой-то папке под столом.

В техническом университете он давным-давно занимал скромную должность доцента кафедры «Гидравлические системы». Там же, пристроившись по принципу «хоть где, лишь бы заниматься любимым делом», он читал студентам курс лекций «Основания устройства, проектирования и эксплуатации сложных гидравлических систем». И считал это побочное для себя занятие вполне достойным делом.

Тем не менее, авторитет Алексея Петровича был огромным. Завидуя ему, его уважали, пожалуй, все коллеги университета. Уважали и любили очень многие студенты. Он обладал удивительной способностью на полном серьёзе говорить о бездушных машинах так, что завораживал и воодушевлял буквально всех. После его лекций у каждого студента «чесались» руки. Так и хотелось самому придумать, построить, изобрести что-то выдающееся. И поначалу многим казалось, будто те чувства, которые возникали в ходе лекции, немедленно и обязательно породят нечто значительное. Но проходило время, и большинству студентов становилось ясно, что они сами, в общем-то, творчески бесплодны. Возможно, лишь пока! На это и надеялись, успокаивая самолюбие, ведь Алексей Петрович всех отечески предупреждал – вы себя, ребятки, еще не знаете, а чтобы узнать, вам нужно найти своё дело, такое дело по душе, чтобы душа от желания работать наизнанку вывернулась!

Но попадались Алексею Петровичу и такие студенты, которые вцеплялись в него и в работу с настойчивостью озверевшего бульдога и ни за что не покидали, несмотря даже на горькие неудачи. С такими ему было интереснее. Они не только учились. Они подчас выдавали нечто своё, после чего Алексей Петрович начинал относиться к ним, как к полноценным исследователям, хотя и не совсем зрелым. Им он обязательно сам искал и находил такое применение, чтобы ребята непременно поднимались в своих глазах! И оттого они горели! Они росли! И составляли костяк творческой команды Алексея Петровича, которая, как известно всем в университете и за его пределами, периодически на всяческих выставках демонстрировала невозможные технические чудеса.

Он всегда считался человеком невероятно увлекающимся. И всякое новое увлечение некой технической идеей мысленно возносило профессора до небес. Потому подчас ему было трудно вписаться в строгие должностные рамки, в которых он обязан был сдерживать свои разносторонние интересы. И случалось, он срывался, что-то забывал исполнить, не выполнял вовремя, допускал обидные просчёты… То во время лекции вдруг остановится как вкопанный, потрёт характерно лоб тыльной стороной ладони и, застыв на мгновения, очевидно, что-то для себя решая, махнёт рукой и всех ошарашит:

– Ладно! С этой темой мы как-нибудь потом… Да! – укреплялся он в своём решении. – Как-нибудь потом! А теперь взгляните, ребятки, в перспективу… У меня тут мыслишка родилась…

И начиналось то, что некоторых студентов увлекало своим существом – интересно-то как! А кому-то нравилось лишь то, что очередное занятие сорвано. Значит потом, в сессию, Алексей Петрович за эту тему двойку ни за что не поставит, чувствуя свою вину, как преподаватель. Сам же виноват. Он никогда этого не забывал. Увлёкся вдруг не тем, сам и виноват!

Многим же, особенно студенткам, хоть и было их на потоке маловато, нравилось наблюдать за Алексеем Петровичем как за весьма увлеченным человеком, который может быть преданным своим идеям настолько, что забывает обо всём на свете. Для него в такие времена совершенно переставали существовать студенты, часы, учебные программы…

«Наверное, он так же и любит!» – мечтали для себя студентки и завидовали его жене.

Он «возвращался» лишь, когда староста какой-то группы осторожно замечал: