– Алексей Петрович… У нас следующая пара в четвёртом корпусе, а перерыв заканчивается… Можно мы пойдем?
Тогда Алексей Петрович, словно в каком-то месиве застревал на полном скаку, смотрел невидящими глазами на свои часы и разрешал:
– Да, да! Вы идите, идите! – и опять, отворачиваясь к доске, уходил в себя, повторяя. – Конечно! Конечно! Идите, ребята!
А сам оставался у доски и что-то творил до тех пор, пока очередной преподаватель не напоминал ему, что пора освободить аудиторию для следующего занятия. Тогда Алексей Петрович извинялся:
– Да, да! Ухожу! Извините, заигрался! – а сам ещё долго витал в облаках, забыв, что где-то и сам уже должен начинать другое занятие.
Потому его считали хотя и весьма чудаковатым, но гениальным. За несомненный талант кто-то его боготворил, всё прощая, кто-то уважал, а кто-то вежливо, из зависти, посмеивался и даже ненавидел.
Алексей Петрович давно, уже третий год, полулегально творил то, что, как он сам надеялся, наконец, зарегистрируют как открытие. А на его основе он мощным залпом выдаст еще два десятка сопутствующих своему открытию изобретений. А всё вместе это, надеялся он, сможет составить костяк настоящего технического переворота в давно, казалось бы, полностью освоенной гидравлике!
Дело было верным, если смотреть на него глазами Алексея Петровича, но оно же было весьма рискованным, если учесть многие посторонние факторы. Алексей Петрович от трудностей не унывал. Они еще сильнее подстегивали его рвение к уже представленному заранее триумфальному результату.
И всё же иногда приходилось считаться с реальностью. Будучи вдовцом, иногда надлежало заниматься совсем не тем, чем бы хотелось. Всякой хозяйственной деятельностью, стиркой, уборкой, ремонтом, оплатой. Иногда это дело заходило так далеко, что он сгоряча варил себе даже какое-то месиво, называя его то борщом, то супом. Отвратительные вкусовые особенности получившихся блюд Алексея Петровича нисколько не смущали – главное, сытно и, как он считал, полезно для здоровья.
Вот и сегодня, заметив, что пора ехать в университет, он съел что-то из попавшейся под руку кастрюли, и стал собираться на кафедру. Но вспомнил, что идти никуда не надо. Вспомнил, что мир заигрался с новой разрушительной глупостью под прикрытием какого-то коронованного вируса. Глупость эта для многих стран может иметь весьма опасные последствия. Именно, последствия. Хотя сам вирус, разумеется, полная ерунда! Не повод для всемирной паники, но кому-то она понадобилась как прикрытие основного замысла. Именно поэтому последствия могут оказаться самыми печальными. Для всего мира.
Можно только удивляться тому, как Алексей Петрович, способный иногда заблудиться в трех соснах и утонуть в предметно-бытовом мире обыденных вещей, тем не менее, прекрасно разбирался в глобальных политических событиях, которые время от времени сотрясают мир. А ему всё это было просто интересно, поскольку часто составляло клубок невидимых запутанных намерений и махинаций. В них-то Алексею Петровичу и нравилось докапываться до скрытого смысла. Иной раз, если спрашивали его мнение, даже понимая, что человек совсем уж зашился в своих бредовых технических идеях. Где ему понять, что происходит в реальном напряженно-путанном мире! Но позже оказывалось, что предсказания Алексея Петровича, выглядевшие тогда, как полный бред, сбывались на все сто! Чудеса! Бывают же совпадения, удивлялись сослуживцы, не веря, судя по себе, что кто-то может глядеть настолько глубоко и далеко!
И хотя теперь Алексей Петрович своевременно вспомнил, что занятия в университете отменены, всё же собрался и поехал на кафедру просто так, на всякий случай, чтобы чем-то занять своё тело. Ну, а голова его итак работала постоянно. Потому после длительной поездки, убедившись на месте, что университет по-прежнему придушен маразмом несуществующей опасности, Алексей Петрович, ничуть не раздражаясь, думая о своём, развернулся и направился домой. Там предстояло просчитать до конца незавершенный до утра вариант проекта.
Можно было подумать, будто неумеренно веселящиеся молодые люди профессору ничуть не мешали. Но так и было. Он действительно их не замечал. Алинку же погруженное в себя поведение профессора развеселило, и она принялась печатать свои свежие наблюдения в планшете, сразу показывая их Глебу. Он читал и, чтобы сделать Алинке приятное, одобрительно реагировал.
Алинка написала:
– Какой милый дедушка! Он, наверное, очень-очень мудрый… И потому постоянно забывает обо всём на свете!
– Почему так считаешь? – сразу дописал Глеб.
– Ха-ха! Так у него же носки разные! Не заметил? Но мне он всё равно нравится! Давай ему маску подарим? Или неудобно, да?
– Подарить-то можно! – мгновенно среагировал Глеб. – Но после этого ты не увидишь его мудрого лица! А старик действительно не прост! Можно сказать – вещь в себе!
– Ну, какая еще вещь? То же мне, придумал! Ты уже этого невыносимого Канта, как я вижу, обчитался… Вот он и есть настоящая дряхлая вещь в самом себе! Древнепустофилософская наипремудрейшая глупость! – рассмеялась Алинка. – Разве не так, Глеб?