Три кита

— Одним словом, Вася, сбрасываешь, например, в течение рабочего дня свое давленьице по обоюдоострому согласию. С какой-нибудь мини, по полной макси… Тут без подробностей, Вася. Не обижайся. Опускаю ввиду подорванного годами вестибулярного аппарата. В глазах темнеет и в обморок клонит от подробных воспоминаний.

Богдан прикрыл веки, взялся за голову и осторожно покачал ею в стороны. Вероятно, это была демонстрация нынешнего, несколько запоздалого, бережного отношения к некогда подорванному здоровью.

— В общем, вечером… А вечер, Вася, в любом случае, увы, непременно наступает. Вечером пора идти ночевать — домой. К родному, так сказать, якорю. К надежному бордюру семейного тротуара, а… А конденсатор-то при этом уже вполне логично разряжен. Выход?.. Ну, вот, что бы ты делал в такой ситуации?

— Ничего. — Ответ у Васи неодобрительно-угрюмый. — Ситуации не было. Я вообще никогда…

Богдан перебивает:

— А я тебе опишу типичные ошибочные, фраерские, как говорят на Черном море, действия семейственного Донжуана. То есть Лжедонжуана. Таковой фраер, без всяких объяснений или с явно неубедительной аргументацией, отворачивается от жены к стенке… И спит. Спит! Молча! Результат: обиды, зародыш несправедливых сомнений, зерно разлада на благодатную почву.

Я, Вася, шел другой дорогой. А именно. Я, шел в ближайший гадюшник с неоправданным названием бар, потреблял стакан дешевейшего портвейна — самой вонючей, пардон, гадости. Ремарка, Вася: допускается несколькими каплями оросить пространство вокруг шеи — за пазуху и за шиворот. Заодно дезодорация посторонних запахов. Впрочем, эта ремарка не из моего буквально репертуара.

Итак, прихожу домой, жертва вермута или портвейна, — веселый и пьяный, цвету и пахну. При этом добрый и шутливый. С неустойчивыми реверансами ввиду, якобы, сверхнормированного возлияния. Можно: с элементом какой-нибудь местной биологической банальности (засушенная морская звезда, раковина, мимоза) или на худой конец — с шоколадкой. В таком случае жена, со своей стороны, — с пониманием: такая вот у муженька вредная работа, на грани, так сказать, фола, иногда допускаются подобные пассы, спи, сокол-добытчик… Зарабатывал, надо признать, не много. Но это не по теме. По теме же вот что: на фазе — ноль, но при этом никакой обиды. Дескать, наверстаеться. И она, мудрая берегиня, жрица семейного очага, глубоко права, если так правильно думает. Результат — семья в целости и сохранности. Потому что главное, как ни крути, — семья. Так-то, Вася.

Но наивысшего накала монологи Богдана достигали при соприкосновении с темами «особого кита», «второй маменьки».

— Теща, Вася, — это тема космического масштаба. Один из основных, сто раз не устаю повторять, китов семейной жизни. Причем, самый нестабильный ее кит. Зубатый кашалот, потенциальный разрушитель гармонии. Знаешь, что наш буровой мастер говорит, когда трезвый? Теща — это фонтанирующая скважина, потому основная задача в ее адрес после пробура — вовремя заглушку установить. Вовремя! — вот ключевое слово, Вася. Иначе — разрушение пластов, авария. Помнишь пожар на шестом кусту? То-то! Атомная бомба!..

— Не всегда, наверное, — осторожно вставляет Василий, несколько оживляясь. — Мы, например, с тещей хорошо жили. Может чего они там с дочкой и имели, в смысле секретов своих, но на семье это не сказывалось.

Богдан часто кивает: мол, знакомая ситуация. Выставляет ладонь вперед, преградой Васиной излишне длинной фразе:

— Типичное непонимание, основанное на врожденной мужской доброте.  По неопытному началу бывает, что вроде бы с женой — никаких проблем. Вроде бы вся она твоя на веки вечные. Вроде, твой голос — определяющий и решающий, как в конгрессе. Ты и успокаиваешься вместе со своей спящей бдительностью и не принимаешь никаких мер предупредительного ряда.

Богдан встает с кровати и крадучись уходит к входной двери, зачем-то проверяет, закрыта ли дверь. Хотя, и так видно, что закрыта. Продолжает оттуда, из-под косяка, получается, что как бы из затененной картины в прочной высокой раме:

— Но вот, нежданно-негаданно, пробуждается у твоей благоверной, так сказать, зов крови в образе тяги к отрицательному персонажу всех мировых фольклоров, всех времен и народов. И пошло-поехало. И теща наша, вторая маменька, становится ветром, а жена, соответственно, — флюгером. А ты, Вася, в такой ситуации — мерин, штиль, турбулентный ноль. Как потом из этой запущенной болезни, из этого Бермудского треугольника, выкарабкаться — проблема проблем.

Вася вздыхает. Вздох, судя по всему, искренний. Видно, проняло. Надо отдать должное Богдану, — неплохой драматург, хотя в театральных приемах проглядываются затасканные клише.

Богдан продолжает назидательно и даже почти грозно: