Три кита

– Кто, кто… Мигалка – на авто! Это – большой человек. Не нам с тобой – чета!

– Подумаешь! – фыркнул Ляхов. – Вот, если бы у этого самого… Как его?..

– Манделы! – подсказал горняк, сидевший по левую руку от своего не в меру разговорчивого товарища.

– Ага!.. Маделы!.. Спросили, кто такой – Вовчик Ляхов? А?

И балагур, важно приосанившись, обвел всех вопросительным взглядом.

– Что бы он ответил?

– Не ответил, а спросил!

– Спросил?

– Ну, да!.. Он спросил бы: «А это – кто?» А ему бы сказали:

«Известное дело, кто! Главный клоун – в нашем Шапито!»

Слухи всегда опережают события. Они, как птицы, которые до наступления холодов собираются в стаи и прощально кружат над родными полями и лесами, чтобы улететь в дальние края. Не успел Тумский вступить в должность, как горняки стали втихаря судачить о том, что, мол, шахта последние дни доживает. Государство и местные угольные боссы от нее отказались в пользу концерна «Гран-при». А те не торопятся за кота в мешке платить. Как будто бы хотят вначале, как следует, прощупать, на что им рассчитывать, если они за угольные залежи кругленькую сумму выложат. Или же денег у них на все, про все не хватило… Подкопить хотят! А, может, пожадничали. Поэтому, сперва попросили отдать им шахту, то ли в аренду, то ли еще непонятно на каких условиях… До окончательного расчета. Также, говорили, что прежние хозяева неохотно пошли на сделку. И, лишь с тем условием, что, в случае чего, за ликвидацию горных выработок, рекультивацию земель и прочее тоже деньги платить придется. Не им, конечно! Пусть новый собственник, у которого бабок не меряно, когда смекнет, что с угольком облом вышел, и раскошелится. Только, тогда уже поздно будет кулаками махать. Предупреждали их, что добыча на шахте на обе ноги хромает. Постоянно какие-нибудь мелкие ЧП и аварии случаются. Так, нет! «Гран-при» нужных людей подключил. Давай по-своему уговаривать угольных чиновников, которые лишь для виду сперва артачились… Но, в конце концов, «добро» на сделку дали. Только, «добро» ли – это, новые хозяева тогда сами толком не знали. Тем более, что не на свой хлеб рот разинули. В добыче-то угля они ни бельмеса не шпренькают… А может быть, на самом деле, все совсем не так, как это со стороны кажется, и пришлые толстосумы какую-нибудь свою, ведомую только им одним линию гнули.

Грохов старался не думать об этом и работать, как прежде. Так как будто бы ничего не изменилось, и жизнь текла своим чередом. Но, в очередной раз, зайдя в кабинет к Тумскому, он вдруг понял, что как бы не зарывал он голову в песок, точно страус Нанду, лишь бы ничего лишнего не видеть и не слышать, вряд ли, у него это получится.

– Знаете, Грохов, я ничуть не обижаюсь на то, что в глубине души вы считаете меня дилетантом, который присвоил, точнее, купил за деньги себе чужое ремесло! – вместо приветствия сказал Никанор Гомерович.

– Не помню, чтоб я такое вам говорил! – ответил Гаврил, стараясь не смотреть Тумскому в глаза.

– А, я и не утверждаю, что говорили! Просто, у вас на лице это написано. А я, хоть и пока что, не разбираюсь в горном деле так, как вы, зато я умею другое. Я умею проникать в чужие мысли!

– Какая ж, вам от этого – польза? – нечаянно вырвалось у Грохова. – Мне, кажется, наоборот, один только вред… Впрочем, вы тоже можете ошибаться!

– Конечно, могу! Но только не в этот раз.

Держа руки в карманах брюк, Тумский легкой походкой прошелся по кабинету.

– Нет, поймите меня правильно! Я ни в чем вас не виню! Можете думать все, что захотите и сколько захотите. Я вас позвал не за этим.

– А – зачем же? – настороженно глядя на Тумского, спросил Гаврил.

– У вас есть горняцкий опыт! У меня – деньги и власть. Поделитесь со мной опытом, и я подумаю о том, чтобы вы занимали более высокую должность и получали за это достойную зарплату.

Грохов слегка насупился и даже помрачнел. Неужели в этом мире стало возможным все и всех покупать за деньги? Неужели не осталось ничего святого?

– Да, не будьте вы скучным моралистом, выбросьте всякий хлам из головы! – раздраженно заметил Тумский. – Мне надо шахту сделать прибыльной, чтобы мужики хорошую зарплату получали и приносили ее своим женам домой! Разве, это – плохо?

Грохов почувствовал, что начал невольно злиться. «Тоже мне, умник выискался! – подумал он. – Да, не о людях ты печешься, а собственном кармане, прежде всего! А на людей тебе наплевать! Сколько их под землей навсегда останется, когда они твой безразмерный кошелек всерьез станут деньгами набивать!»

– Но почему, именно, я? На шахте много специалистов, которым я в подметки не гожусь!

Тумский презрительно улыбнулся. В это время его сотовый выдал какую-то вполне приятную для слуха мелодийку.

– Офелия? Привет, дорогая! Я буду через час…

При имени «Офелия», сам того не ожидая, Грохов приметно вздрогнул.

14