Три короба правды, или Дочь уксусника

Поляк рывком подтянул под себя ноги и встал. Капитана втянули в окно. На чердаке явно происходил военный совет. Фаберовский с тоской огляделся. По гребню крыши шел частокол печных труб, оттуда можно было перебраться на крышу французского консульства. А куда потом? Можно попытаться слезть по водосточной трубе, но шансы на благополучный исход этого акробатического трюка были ничтожны. Внизу раздался свисток Мухоморова, а из подъезда кухмистерской выскочил Артемий Иванович с Лукичом. Фаберовский вскарабкался на гребень крыши, чтобы посмотреть, нет ли иных способов покинуть злополучную крышу. Но со стороны двора дом был на один этаж выше, и высота была еще больше. Оставалось только рассчитывать на помощь извне, а чтобы ее дождаться, требовалось не допустить врагов на крышу. Поэтому он вновь съехал вниз к слуховому окну и занял позицию на нем верхом, поджидая противников словно кот у мышиной норы. Но они так и не появились. Зато Фаберовский услышал конец военного совета на чердаке.

– Но он же видел нас! – донесся гнусавый голос поручика Юнеева.

– Да, и это ужасно! Особенно если учесть то, что рассказал Череп-Симанович: сегодня утром этот шпик уже приходил. Но это только подтверждает то, о чем я всегда вам говорил, господа: легкомысленность и неосторожность нас погубит! Что же касается Александра Александровича, то на этот раз возмездия ему не избежать!

* * *

– Луиза, водки! – с порога велел Артемий Иванович, взмахнув шашкой. – Его превосходительство чуть не погибло сегодня, ему надо выпить. Ну и мне тоже насыпь баночку.

При виде сверкающей шашки Луиза Ивановна сперва обомлела, а затем суетливо убежала на кухню. Оттуда донеслось подозрительно жиденькое звяканье кастрюлек – последние дни Луиза Ивановна вела хозяйство экономически.

– Я перловку не стану есть! – крикнул в коридор Артемий Иванович, распоров шашкой портьеру. – Ты нам мяса давай. И водку неси!

Из гостиной с визгом выскочил Полкан, спавший на диване в кабинете академика, и стал прыгать, пытаясь лизнуть Фаберовского в лицо.

– Отстань, псина! – Поляк прошел в гостиную и в изнеможении плюхнулся на диван.

– А что, Степан, не заказать ли мне для этой сабли ножны у Фокина? – спросил Артемий Иванович, подкидывая вверх концом шашки галошу академика и пытаясь разрубить ее в воздухе. – А для Полкана ошейник с шипами.

– Добже, – сказал Фаберовский и закинул ноги на валик дивана. – И намордник для пана Артемия.

– Себе намордник купи! – обиделся Артемий Иванович и, уйдя в столовую, захлопнул за собой дверь. Оттуда донесся свист шашки, рассекавшей воздух, и стыдливо приглушенные хрипы «Ура!».

«Подрядились мы только корреспондентов бразильского посла выследить, а сами ногой на осиное гнездо наступили, – думал поляк, удобнее пристраиваясь на диване. Руки его, исцарапанные, в ссадинах и синяках, трястись перестали, зато навалилась совершенная слабость. – Похоже, пора нам свою шкуру спасать. Только не на что пока. Ждать же, пока пан Артемий приданое за женой получит – так заговорщики нас за это время застрелят или шашками порубают.»

Он прислушался к звукам за дверью столовой. Вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик. Дзинь.

– Ой! Луиза, иди скорее керосин подотри. – Артемий Иванович выглянул из столовой. – Откуда, откуда… Лампа на столе почему-то лопнула.

– Пан Артемий, отдай шашку мне, – приподнявшись на локте, велел поляк.

Виновато хлюпая носом, Артемий Иванович отдал шашку, вонявшую керосином. Это была обычная пехотная офицерская шашка с аннинским знаком под эфесом, надписью «За храбрость» и клюквенного цвета темляком.

– К генералу Черевину нам надо в Гатчину ехать, – сказал Фаберовский, закладывая шашку за спинку дивана.

– Это еще зачем? – спросил Артемий Иванович. – Помнишь, как он сердился, когда мы его благодарить приехали, что он нас из Якутска вытащил? Как он нас обратно не законопатил.

– Тогда ты в следующий раз на крышу пойдешь. А я чаи буду гонять да из окна на тебя смотреть.

– А если меня зарубят, к примеру, саблей? – возмутился Артемий Иванович. – Что я вдове оставлю?

– Потому нам и надо к Черевину ехать. Дурново нас защищать не станет. Пан Артемий сам видел в Полюстрово, как он о своих агентах печется. А если этого мало, так вон спустись на нищенку посмотри.

– Не хочу, она воняет. А если Черевин нас не примет?

– Примет. Этот заговор угрожает жизни Государя, так что он как начальник императорской охраны обязан нас принять. И потом, он сам говорил, что очень ценит нас даже, несмотря на фиаско в Египте.

– Ну, хорошо. А саблю ты мне отдашь?

– Отдам, когда из Гатчины вернемся. Только придется с утра на Шпалерную за шубой заезжать, а то меня в этом тулупе дальше вокзала не пустят.

28 декабря 1892 года, понедельник