Три короба правды, или Дочь уксусника

– Может, он своими бразильскими алмазами революцию финансирует? – предположил Артемий Иванович. – У них у самих теперь республика, императора своего под зад ногой, извините-с.

– Чушь все это, – сказал генерал. – Он никогда ни о чем, кроме баб, не помышлял, я его знаю. Я вот другое подумал. Вы завели знакомство с переводчиком. Что вы можете о нем мне сказать?

– Очень подозрительная личность, ваше превосходительство.

– Кстати, капитан Сеньчуков, который у Пинхуса мыло ворует, не тот ли, за которым вы следите?

– По всему видать – тот, – ответил Фаберовский.

– Уж не на роль ли Клеточникова определили его заговорщики в Охрану? – задумчиво произнес Черевин. – И с бразильцем связан… Нельзя доверяться сейчас Секеринскому, если у него в Отделении шпионы могут быть. Карп, сообрази нам перекусить чего-нибудь… Нет, я не хочу кашку, я же вчера не пил ничего – я думал! Ты что утром от Варгунина принес? Ветчину с зеленым горошком? Ну, так мечи на стол. Кстати, господа, вы сны толковать умеете? А то мне сегодня сон странный приснился: разговариваю я с Государем об изменении нашего черевинского фамильного герба. Государь мне и говорит: «Давайте, говорит, Черевин, мы вам по белому полю змия зеленого пустим, святым Георгием пронзаемого». К чему бы это?

– К чинам, – не задумываясь, ответил поляк.

– К милости царской! – расцвел Артемий Иванович.

– А чем пронзает: пикой или как в прошлый раз – штопором? – встрял Карп. – Если со штопором, то известно, к чему.

– К чему же?

– Опять чертей с госпожой Федосеевой по углам ловить будете.

– А ведь правда твоя: в прошлый раз и штопор у Георгия в руках был, и поле на гербе уже белое было!

Пока денщик расставлял на столе тарелки и выкладывал на них горошек, Черевин рассматривал стоявшую на комоде фотографию в овальной рамке, на которой был изображен на фоне снежной крепости сам он в казакине, царь в тулупе, младший сын его Михаил, и Карп с деревянной лопатой.

– Надо бы портрет этого переводчика раздобыть, я б его в Париж французам отправил на опознание, – сказал генерал, отведя взгляд от Государя.

– А если у него нету портрета? – спросил Фаберовский. – Из конспирации?

– Тогда надо сделать. Уж извернитесь как угодно. Только силу не применяйте, – предупредил он, заметив движение Артемия Ивановича. – Вдруг он настоящий. Что-то мне говорит, что этот ваш переводчик только прикрывается послом и его попугаями для своих темных делишек.

– И с одним из посетителей сборища на Шпалерной по фамилии Депари, он, возможно, связан, – сказал поляк. – По крайней мере, он утверждал, что продает попугайские перья какому-то Депари.

– А мне так кажется, что Лабурда мог распропагандировать посла, – сказал Артемий Иванович. – Он может его в руках держать, и вертеть им как хочет. Захочет – велит Государя убить прямо на приеме! А захочет – не велит.

Последний аргумент угнетающе подействовал на генерала. Он задумался. Карп тем временем закончил свои приготовления.

– Завтрак у нас на рысях, молиться не будем, – сказал Черевин, жестом пригласив гостей за стол.

– Вы знаете, что еще заставляет меня серьезно относиться к вашим бредням? То, что по утверждениям австрийского посла, – генерал ткнул вилкой в потолок, – именно во французском посольстве на Сретение во время приема должно быть покушение. А дом Балашовой как раз стена в стену с французами.

– Матка боска! – Фаберовский хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вот к чему эти провода могут быть, которые у Варакуты из стены торчали!

– Какие провода? – побледнел Черевин.

– Электрические. Выведены тайком в буфет.

– Тогда можно отдавать приказ об аресте.

– Но до приема в посольстве на другом конце проводов не появится бомбы! Если сейчас арестовать Варакуту, бомба может появиться в другом месте, на конце совсем других проводов, о которых мы ничего не знаем и можем ничего не узнать.

– Возможно, вы и правы… И дамочку надо вашу пощупать основательно. Сегодня же велю Секеринскому направить запрос в Одессу, может, когда к дознаниям она привлекалась, или о приставе и его брате что-нибудь интересное сообщат. Думаю, к утру ответ получим. Да и про историю с жандармами Секеринский уже все разузнает. Так что до завтра вы мне не нужны. Можете идти. Стоп!

Фаберовский с Артемием Ивановичем, отставившие в стороны тарелки и готовые подняться из-за стола, замерли на месте.

– Нельзя вам в таком виде на улицу. Выследят ненароком вчерашние покусители да убьют. Мне потом никаких концов не сыскать будет. Карп, грей воду, сейчас брить их будем!

Отношение Департамента полиции в Одесское жандармское управление от 29 декабря 1892 г. № 3925