Три круга Достоевского

Христос долго не был на земле. Но надеялся, что там живут по его учению, пример жизни по которому подал он сам. Начав с себя, он принял смерть за идею. И чувствовал себя свободным. Он больше всего заботится о свободе человека, о его духовности, о единении людей. Но единении добровольном, не на принужде­нии основанном. Он заботится о том, чтобы на земле было по­строено гармоническое общество, где каждый есть целостная лич­ность.

Второй учитель — инквизитор. Когда-то он был вместе с Хрис­том, прошел многие из выпавших на их долю испытаний. Но ушел затем от Христа, убедившись в иной природе человека. В низкой природе, в его ориентации на «иметь», на безличность.

По инквизитору, человек слаб. И никакая свобода ему не нуж­на. Более того, она для человека тягостна.

Инквизитор и другие давно уже пытались переубедить Христа в его взглядах на человека. Но безуспешно. Он не принял идеи о низкой природе человека и остался при своих мыслях. Перед Хрис­том поставили три вопроса. С точки зрения инквизитора, неотра­зимые, глубочайшие, такие, что их не смогут придумать все мыс­лители земли, если бы эти вопросы были утеряны или забыты. «Ибо в этих трех вопросах как бы совокуплена в одно целое и предсказана вся дальнейшая история человеческая и явлены три образа, в которых сойдутся все неразрешимые исторические про­тиворечия человеческой природы на всей земле. Тогда это не мог­ло быть еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя более» [10, 9, 317].

В этих-то трех вопросах как раз и обнажились две противопо­ложные точки зрения на человека.

Суть первого вопроса — «хлебы и свобода». Вот он, этот во­прос: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирож­денном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хле­бы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и по­слушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои» [10, 9, 317].

Что нужно людям? По инквизитору, хлеб земной. И лучшее, что можно для людей сделать, это обратить камни в хлебы и на­кормить людей. Христос же считал, что главное для людей сво­бода. А потому он отверг путь антихриста, путь инквизиторства, не захотев лишить человека свободы в обмен на «хлебы». Он ис­ходил из тезиса «не хлебом единым жив человек». По инквизи­тору, человек жив именно хлебом и ни до какой свободы ему нет дела. Ради утоления жажды материальной человек отдаст все ду­ховное. Слепой, слабый и неблагодарный человек не пойдет в сторону от «хлебов». Таких,- что пойдут за Христом, очень мало, «тысячи, десятки тысяч». За «хлебами» же пойдут миллионы. Инквизитор говорит, что Христос не заботится об этих миллионах слабых. Расхождение двух путей полное. Оно обусловлено про­тивоположными взглядами на природу человека.

Кроме желания «иметь» человек, по инквизитору, имеет не­преодолимое желание кому-нибудь отдать себя, перед кем-нибудь преклониться. Человек боится быть независимым, он боится от­ветственности. А потому человек ищет авторитет, перед которым бы преклониться. Причем преклониться всем вместе, а не ин­дивидуально.

Второй вопрос — перед кем преклониться? «Вот эта потреб­ность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: «Бросьте ваших бо­гов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам ва­шим!» И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда ис­чезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами» [10, 9, 319].

Христу предлагали учесть эту особенность природы человека. Не внял.

Инквизитор признает, что «тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить» [10, 9, 320]. Ему известна эта личностная установка. Но, с его точки зрения, она лишь для сильных. Люди же в массе своей слабы. И эту установ­ку им не осилить. Потому-то они и желают преклониться перед кем-нибудь. И этим надо воспользоваться ради их же блага. На­до, дав людям «хлебы», овладеть их свободой, их совестью, иско­ренить в них все возможные мысли о личностной установке. Надо освободить человека от свободы.

Сделать это можно, опираясь на три могущественные силы. «Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье и сам подал пример тому» [10, 9, 320 — 321].

Человек слаб, любит чудо, надеется на чудо. Чудо освобожда­ет его от дум, мыслей. А потому надо насаждать веру в чудо.