Три круга Достоевского

Личность сеет добро, безличность — зло. Добро и зло как предельные нравственные категории конкретизируются через более узкие. Они, в частности, проявляются через эгоизм и альтруизм. Светить другим, сгорая, — суть альтруизма. Светить себе, сжигая, — суть эгоизма. И почти все герои Достоевского разделились на эти две группы.

Альтруизм, в отличие от эгоизма, предполагает гуманное отношение к другим людям. Такие нравственные ценности, как беспощадность, безжалостность, жестокость, чужды альтруизму. Конечно, в жизни бывают ситуации, когда необходима и беспощадность, но это не есть основание считать ее положительной нравственной ценностью. Способность к состраданию, к жалости нри виде несчастий Достоевский считал очень важными нравственными качествами человека. Всеми своими строками Достоевский зовет людей жалеть друг друга «Эта жалость — драгоценность наша, и искоренять ее из общества страшно» [1895, 10, 87]. Оень верная мысль. Там, где нет жалости к слабым, и человек и общество черствеют, теряют лучшие свои качества.

Личностные герои Достоевского способны жалеть. Даже убийца Раскольников не лишен чувства жалости. Он искренне был привязан к больной девушке. «Дурнушка такая… собой. Право, не знаю, за что я к ней тогда привязался, кажется за то, что всегда больная… Будь она еще хромая иль горбатая, я бы, кажется, еще больше ее полюбил… (Он задумчиво улыбнулся). Так… какой-то бред весенний был…» [6, 177].

Конечно же, это не бред, а жалость к слабому. Не любовью, а жалостью «любит» Мышкин Настасью Филипповну. Когда-то жалость была проявлена по отношению к самому князю помещиком Павлищевым, у которого «была всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему угнетенному и природой обиженному, особенно в детях…» [8, 233]. И трудно сказать, как бы сложилась судьба Мышкина, прояви к нему Павлищев не то чтобы беспощадность и жестокость, но хотя бы безразличие.

За «впалые щеки» привязан Версилов к Софье Долгорукой. Сострадание и жалость — в характерах некоторых других героев. В частности, у Алеши Карамазова. Из всех Карамазовых он один приехал не по «делу», а найти могилу матери.

Иногда считают, что жалость и сострадание не нужны, они якобы унижают человека. Отвергать эти нравственные ценности, однако, могут лишь те, кого жалеют, но не те, от кого ждут жалости.

Гуманность предполагает умение прощать. Злопамятность иногда — необходима (проступки людей бывают разные), но возводить ее в нравственную норму не следует.

Гуманность предполагает великодушное отношение к людям. Никто не должен требовать от другого того, на что сам не способен. Не всего можно требовать и из того, на что способен сам. Никто не вправе требовать от другого героизма. Порядочности — да.

Конечно, великодушие, сострадание имеют какие-то пределы. Князь Мышкин мечется между двумя прекрасными женщинами. Делая добро одной, он делает зло другой. Оправдываясь, говорит, что первая «сострадания достойна». На что получает неотразимый ответ: «Сострадания достойна? Это хотите вы сказать, добрый мой князь? Но ради сострадания и ради ее удовольствия разве можно было опозорить другую, высокую и чистую девушку, унизить ее в тех надменных, в тех ненавистных глазах? Да до чего же после того будет доходить сострадание?» [8, 482]. По существу, князь ничего ответить не мог, кроме «виноват».

Подход к названным выше нравственным ценностям у Достоевского диалектический. Он видит плюсы и издержки гуманизма. Но ради избавления от издержек он не зовет к антигуманности. Гуманность, по Достоевскому, есть такая нравственная ценность, без которой не устоит мир, а человек будет эволюционировать к «горилле». Это для писателя аксиома, которую он и не собирается доказывать. Так же как и необходимость одной из составляющих гуманизма — снисходительности: «Почему к человеку благородному и желающему добра — надо быть снисходительным? почему, почему — этого не разъяснишь, если вам нечем понять» [ЛН, 83, 142].

Как элемент гуманности, личностности рассматривает Достоевский любовь одного человека к другому. Не о любви мужчины и женщины здесь речь — тут возможно разное. А о любви человека к человеку. «Он никого не любит» — такая характеристика человека у Достоевского отражает безличность. Способность любить людей бескорыстно — признак личности.

И это же показатель счастья человека? Здесь нельзя дать ни положительного, ни отрицательного ответа. Счастье как нравственная ценность весьма сложное явление. Нет, как мне кажется, какого-то единого, всеобщего критерия счастья. Можно найти какой-то критерий чести, совести и т. п.,но найти критерий счастья, видимо, нельзя. Ибо счастье у каждого свое. Оно относительно.

Валковский «привык считать в миллионах счастье» [3, 240]. Трудолюбов, видимо, находит его в труде, хотя в трудовой деятельности он читателю не показан. Раскольников после убийства говорит, что если бы он убил оттого, что был голоден, то был бы счастлив. Итак, счастье в деньгах, в труде, в убийстве от голода и т. д.