Три круга Достоевского

Католическая идея выродилась в социализм и господствует во Франции. Каковы ее перспективы, об этом уже много здесь говорилось.

Протестантская идея. Она — в Германии. Это протест против стремления Рима владеть миром и человеком. Эта идея жива протестом. Своего слова в ней нет. Намертво привязана к католицизму. Умрет католицизм, не будет и протестантизма, ибо «вера эта есть протестующая и лишь отрицательная» [1895, 11, 7].

Православная идея — в России. Ее стараются не замечать. Но лишь она способна повлиять на мир решительно. У этой идеи будущее и победа над двумя другими.

Гибельному пути Европы противопоставляется способный к жизни путь России.

Россию пока не знают. Представление о ней примитивное. Видят «в лице России лишь спящее гадкое пьяное существо, протянувшееся от Финских хладных скал до пламенной Колхиды, с колоссальным штофом в руках» [1895, 11, 39]. Считают, что все положительное в России занесено с Запада. Меряют Россию «своим аршином», не понимая, что «одна из главнейших наших особенностей именно та, что мы не европейцы, а они и не могут мерить иначе, как на свой аршин» [1895, 9, 11]. Пытаются подойти к России со своими мерками. Ищут прогресс в материальной области, считая, что там и лежит критерий прогресса. Достоевский говорит: «Не туда смотрите». Россия — носитель нового духа. Не понимают.

И по той еще причине не понимают, что мы сами хотим казаться европейцами, и тем затушевываем свою суть, свою самобытность.

Фактически Россия для Европы загадка. Но сами-то европейцы считают, что они знают Россию, и нет никакой загадки.

Они познали Россию умом. Но «мы такой народ, что до сих пор ни под какую науку не подходим. Вот почему, господа, вы до сих пор не знаете, что если бы у нас только и было, что одна ваша цивилизация, так для нас это было бы уж слишком жидко и даже обидно. Мы уж это испробовали и теперь знаем все это на опыте» [1895, 9, 15].

Цивилизация — это все для Европы. Для России этого мало. Россия выше цивилизации. Духовно. Нравственно.

Предназначение России — в двух пунктах. Первое — противостоять гибельному европейскому пути, спасти сбившуюся Европу. Спасти или до того, как она зальет себя кровью, или после того. Но спасти. Второе — обновление мира новой идеей.

Но прежде всего спасти Европу, подточенную буржуазностью, католицизмом, нигилизмом. Спасет Россия Европу не «железом и кровью», а мирно. И разрешит ее противоречия справедливо. «Я убежден, что судьей Европы будет Россия. Она придет к нам с коммунизмом, рассудить ее. И Россия решит вовсе не в пользу одной стороны» [ЛН, 83, 430].

Но готова ли реальная Россия к такой миссии? Весь «Дневник писателя» есть попытка пристально всмотреться в российскую действительность. Что в ней истинно русское, что наносное?

Та Россия, которую Достоевский изобразил в романах, вряд ли способна к выполнению поставленных задач. Это Россия несогласованных сил, резких противоречий, Россия карамазовская. Ей ли кого-то спасать. Она сама в судорогах. Прежде чем кого-то лечить, ей надо самой лечиться. Вот в каких образах видит Россию проницательный князь Мышкин: атеист, не понимающий сути религии; верующий, способный с молитвой на устах убить ради ограбления; продающий, чтоб пойти в кабак, серебряный крест и надувающий при этом — крест-то оловянный; набожно крестящаяся «молодая баба с ребеночком». Вот портрет России-спасительницы.

Кто спасет Европу? Невежественный атеист? Их и там много. Твердящий молитву убийца? Такие, на всякий случай верующие, там тоже есть. Жулик и пьяница? Полна ими Европа. Спасти может лишь набожная «баба с ребеночком». Но ее путь в России сложен. В «Преступлении и наказании» она, Соня, — на панели. Ее душит европеизм. И быть ли ей когда-нибудь «бабой с ребеночком» — еще вопрос.

Достоевский не закрывает глаза на все эти явления. Он видит больные места у самого, провозглашенного им, лекаря. Много недостатков видит он в России. Отставание науки, разъединение различных социальных слоев и т. д. Но он считает, что все это имеет свои причины и будет преодолено. В частности, отсутствие науки он объясняет историческими условиями [1895, 10, 137–138].

В «Дневнике писателя» Достоевский не раз говорил: судите Россию не по тому, что она есть, а по тому, чем она хочет стать. В России много внешнего, нероссийского. Но это уйдет. Главное у России есть свое слово.

Вопрос о самостоятельности России дискутируется в романах писателя. Об этом, в частности, говорят в «Подростке». Два героя, Тихомиров и Крафт, не верят в эту самостоятельность. Первый считает, что Россия — материал для Европы, и этим доволен. Второй с таким положением не может смириться и уходит из жизни. Сам же автор уверен в невторостепенности России. Россия — не материал, а спаситель Европы. В последнем выпуске «Дневника писателя» (1881 года) Достоевский выдвинул новую проблему: роль России в Азии. Казалось, что идея возникла в 80-е годы, когда обнаружились неудачи России в Европе. Но записные тетради [ЛН, 83, 125] говорят о том, что мысли об Азии были уже в 60-е.