Три круга Достоевского

Православие предполагает самоуважение, но без высокомерия, самопожертвование, самокритичность. Самокритичность, по Достоевскому, показатель здоровья народа и человека. «Не та болезнь опасна, которая на виду у всех, которой причины все знают, а та, которая кроется глубоко внутри, которая еще не вышла наружу и которая тем сильней портит организм, чем, по неведению, долее она остается непримеченною. Так и в обществе… Сила самоосуждения прежде всего — сила: она указывает на то, что в обществе есть еще силы. В осуждении зла непременно кроется любовь к добру, негодование на общественные язвы, болезни, — предполагает страстную тоску о здоровьи»[7].

Православное решение проблем основывается на высокой нравственной ответственности человека, на первозданности понятий. Если следующие европеизму «грех за правду принимают», то следующие православию если и грешат, то понимают, что грешат.

Средства православного решения проблем обнажены в статьях и художественных образах. Незлобивая, все невзгоды берущая на себя Соня, пытающийся своим примером примирить Мышкин, всецело живущий по принципам православия Зосима — все это есть подтверждение теории. Князь Мышкин, например, в любой ситуации уравновешен, добр, учтив. Самостоятелен в мысли, самокритичен до предела, обладает полнейшим чувством нравственной ответственности. Ему до всего есть дело. Он только тем и занимается, что делает «малые дела».

Средства православия, по Достоевскому, вполне соответствуют поставленным целям. Цель — человек, его свобода, гармония с обществом. Средства бескровные. Сам человек никогда не превращается в средство. Он не забыт.

Каков результат? Если результат европеизма весьма ярко представлен в образах и статьях, то результат православия почти не показан. Если и показан, то небольшой. Соня повлияла на Раскольникова, Мышкин — на Колю Иволгина, Алеша — на детей. Затем, видимо, будет влияние на других, по цепочке, кругами. И общество медленно, но будет совершенствоваться.

Сострадание и гуманность к людям не решают сразу всех вопросов. Но без этого, по Достоевскому, вообще не может быть решения. Писатель показывает трудность общественных преобразований православием. Трудность и медленность. Но то, что быстрее, — мимо цели. А потому альтернатива вряд ли существует.

Результат четко не обозначен. Но из соответствия цели и средств следует предположение, что он будет позитивным и соответствующим цели.

Итак, Европу спасет православие как более верный путь общественного развития. У России большое будущее. А Европа? Ее влияние на Россию чисто негативное?

Достоевский так не считает. Отношение к Европе сложное. Писатель видит там много зла. Но всегда желал Европе добра. Он считает Европу «вторым отечеством» русских. Смысл этого не однозначный. Прежде всего — благотворное влияние Европы на Россию. Европа приобщила Россию к цивилизации, к науке. Россия взяла это с благодарностью. Больше брать нечего. Иначе будешь брать издержки цивилизации. Их и так взято много.

Теперь Россия, цивилизацией обогащенная, несет в Европу то, чего там мало — нравственность. Это второй смысл понятия «второе отечество».

Европейская цивилизация высветлила русскую православную суть. Дело цивилизации завершено. «Явление Пушкина есть доказательство, что дерево цивилизации дозрело уже до плодов и что плоды его не гнилые, а великолепные золотые плоды» [1895, 9, 42]. Это сказано за 20 лет до речи о Пушкине.

Теперь Россия понесет свет Европе. Обогащенная Европой Россия сама влияет на Европу. Она переросла Европу и должна спасти ее. «У нас — русских две родины: наша Русь и Европа, даже и в том случае, если мы называемся славянофилами (пусть они на меня за это не сердятся). Против этого спорить не нужно. Величайшее из величайших назначений, уже созданных русскими в своем будущем, есть назначение общечеловеческое, есть общеслужение человечеству, — не России только, не общеславянству только, но всечеловеческому» [1895, 10, 204].

Говоря о Европе и России, Достоевский высказал свое отношение и к спорам западников и славянофилов.

Хотя писатель и называл себя иногда славянофилом, он им не был. Как не был и западником. Он видел односторонности той и другой теории и был выше их. Основное, что разделяло две партии, заключается, по Достоевскому, в том, «на каких началах и основаниях воспроизвести вновь соединение с народом» [ЛН, 53, 557]. Одни предпочитали начала европейские, другие — российские.

В споре с теми и другими Достоевский в разное время высказывал разные оценки. Так, в статьях 60-х годов он более благосклонен к западникам. Ему, в частности, нравилось, что западничество «шло путем беспощадного анализа» [1895, 9, 157]. Но ориентация на Европу уже тогда настораживала писателя. Уже тогда он исходил из самобытности каждого народа как явления явно положительного. В одной из статей написано: «Нет, только тогда человечество и будет жить полною жизнию, когда всякий народ разовьется на своих началах и принесет от себя в общую сумму жизни какую-нибудь особенно развитую сторону» [1930, 13, 327].