Три куля черных сухарей

— А то что ж? Отца нема, слов не понимаешь. Как же с тобой ишо балакать! В школу уже какой год ходишь — понимать бы должен, а ты не понимаешь. — Она подняла подсолнечный стебель, отломила пустую корзинку, чтобы удобнее держать, и, как только Васька ступнул на последнюю перекладину, стебанула его по спине. Ударила не очень больно, но Васька вскрикнул, спрыгнул на землю и, когда мать снова замахнулась, схватил руками за стебель, не дал себя ударить.

— Пусти, идол! — рассердилась мать. — На матерю руки поднимаешь?

Васька не выпускал стебель, мать рванула его, и хлипкая палка переломилась. Она бросила обломки на землю, заплакала и пошла в хату, причитая:

— Вырос, уже не совладаю… На матерю руки поднимает… Пропал, пропал ребенок…

Досадно сделалось Ваське, обидно. Рассердился на мать, на себя: невезучий он какой-то, постоянно его шпыняют. От этого жить даже не хочется, убежать бы подальше из дому и не возвращаться. И Васька снова лезет на чердак, сидит там, думает, думает о дальних странах, где много еды, где люди не дерутся, не бранятся… Думает, как бы найти мешок денег и принести матери, а самому умереть. Пусть бы тогда узнала, какой он, Васька, добрый, не жадный, принес все, отдал им, себе ни копеечки не взял и умер…

А мать не унималась. Пока еду готовила, все упрекала его:

— Вся надежда на старшего. Думала, вырастет, помощником будет, а он вон какой неслух растет.

Сготовила, есть позвала. Васька не отозвался. Вышла во двор — нету Васьки. Догадалась:

— Опять на чердаке? Да што там — медом намазано? Я тебе не раз говорила и ишо скажу: и не затевай ото там! Видела — нагородил. Вот время выберу — переломаю и повыбрасываю все с чердака. И не думай! Увижу — появятся голуби, — сразу головы поотрываю. И тебе и им. Так и знай. Самое последнее дело — голуби. Появятся — все пропало: и школа, и все. Ты погляди: хоть один порядочный человек возится с голубями? Ахромеев — што хорошего? Или ты хочешь быть, как Лама? Слазь, обедать будем.

Васька не отозвался.

— Ну и сиди, нам больше достанется. Губа толще — живот тоньше.

К вечеру только, когда все куда-то разбрелись, Васька вылез из своего убежища, вошел в комнату. На столе он увидел кусочек хлеба — его пай — и в эмалированной мисочке под тарелкой суп.

Подкрепился Васька, и на душе потеплело. И жизнь уже не казалась ему такой мрачной, какой была до этого. И мать… А что мать? Она добрая, заботливая. Гоняет Ваську? А кого не гоняют? Никиту крестная вон как муштрует. А тут еще ничего, жить можно. Когда на работу уйдет — так и совсем красота: сам себе хозяин.

МАТЬ

Работа у матери чистая — сиделкой в больнице работает. Но это только так называется — сиделка. На самом деле она там совсем не сидит, все дежурство на ногах, за больными ухаживает: еду им раздает, уборку делает. Намается за день, домой приходит усталая, жалуется:

— Понагиналась я нынче, спина болит. Тяжелых больных много. Тот стонет и тот стонет, тому подушку поправь, тому «утку» подай. И напарница захворала — одной тяжело.

А иногда приходит — ничего, радостная. Даже гостинцы, бывает, приносит. Родственники передачи таскают больным, а те с сиделками делятся. И мать радуется не столько гостинцам, сколько доброму отношению к ней. Больные довольны ею, зовут ее ласково: Нюра, Нюша, Аннушка. Благодарности ей выносят. Обо всем она дома рассказывает, и Ваське приятно, что у него мать такая старательная, работящая, добрая к людям.

Васька любит свою мать, но молча, про себя. Она заботливая и красивая. Об этом все говорят, да он и сам видит. Черные блестящие волосы у нее всегда гладко расчесаны и скручены в тугой пучок на затылке. Брови шнурочком, лицо смуглое. А когда она подпудрится, губы подмажет — совсем становится красавицей. Говорят, что Васька на мать похож и потому он счастливый. Если сын в мать, а дочь в отца, значит, они счастливые. Но Васька этому не верит. Какое у него счастье? Отца нет, голубей мать держать не разрешает, шпыняет его постоянно за разные провинности, живут они трудно. Нет, не верит Васька в свое счастье, он считает себя самым разнесчастным человеком на белом свете.

Не очень радует его это сходство еще и потому, что Танька тоже, говорят, похожа на мать. Вот и разберись тут! Танька ведь совсем некрасивая, а может, даже и уродливая: рот большой, волосы прямые, жесткие. Ни в косы их заплести, ни лентой перевязать: косы тут же распрямляются, как стальная проволока, а лента сползает. На кого Васька хотел бы походить, так это на дядей, материных братьев, особенно на Гаврюшку — красивого, с волнистым чубом, парня.

Когда Васька был еще совсем маленьким, мать, уходя на ночное дежурство, всегда просила кого-нибудь из соседских девчат переночевать с детьми. Девчата охотно соглашались, особенно зимой, устраивали в хате «улицу». На эту «улицу» приходил и Гаврюшка с товарищами. Васька видел, как уважительно к Гаврюшке относились ребята, как млели перед ним девчата.