Три лилии Бурбонов

– Поскольку Её Величество не видит выхода из ситуации с женитьбой сына, она решила сделать всё возможное, чтобы помириться с ним и молит Бога благословить его и сделать счастливым.

Мольбы двух её самых близких друзей и советчиков, лорда Джермина и аббата Монтегю, а также письмо Мазарини убедили её в том, что дальшейшее противодействие было бы неразумным.

– Его Высокопреосвященство прямо сказал Её Величеству, – доверительно добавил духовник Генриетты Марии, – что она не встретит хорошего приёма во Франции, если не помирится со своими сыновьями, и тепло похвалил Ваши заслуги перед королевской семьёй, членом которой стала Ваша дочь.

Наивно выразив своё удивление внезапной заботой кардинала о его семье, Хайд согласился принять подтверждения благоволения королевы-матери от графа Сент-Олбанса, человека, которого всегда считал своим врагом. Причины же, побудившие Мазарини надавить на Генриетту Марию проистекали из его алчности: он с большой неохотой фининсово поддерживал её и вот теперь, когда кардинал вздохнул с облегчением, вдова ухитрилась испортить отношения со всеми в стране, которая согласилась снабдить её солидным доходом, а её дочь – приданым.

В то же время, королева-мать понимала, что если Карл II не был человеком мстительным, то Джеймс вполне мог повлиять в этом отношении на брата, тем более, что добродушеый королевский канцлер теперь стал тестем герцога Йоркского. Правда, борьба в душе Генриетты Марии была ужасной: она на несколько часов заперлась в своей комнате, а когда служанки вошли туда, то обнаружили свою госпожу всю в слезах. Аббат Монтегю, который мог убедить почти любого в чём угодно, стал её посланником, а приятный Джермин должен был сопровождать его. Впрочем, хотя графу Сент-Облансу не нравилась самонадеянность Хайда, он с готовностью взялся за поручение своей госпожи. Во-первых, ему ненавистна была мысль о том, что она покинет Англию, будучи в ссоре со своёй семьёй, а, во-вторых, его недавно назначили чрезвычайным послом во Франции – должность, так идеально подходившую ему! Да и жалованье, 100 фунтов в месяц, было для такого страстного игрока, как Джермин, отнюдь не лишним.

Известие о том, что Генриетта Мария попросила герцога Йоркского навестить её вместе с женой, привела в её апартаметы множество придворных, желавших стать свидетелями унижения королевы-матери. Графини Дерби, которая, благодаря своему высокому росту, всё видела, но, к сожалению, из-за сильного шума не могла разобрать ни одного слова главных действующих лиц, свидетельствовала, что Анна Хайд вела себя довольно скромно. Как только муж подвёл её к королеве-матери, она упала на колени перед Генриеттой Марией, которая, наклонившись, поцеловала её. Минетта последовала её примеру, а затем по приказу матери сразу удалилась из опасения подхватить в такой толпе оспу.

На следующий день вдова усадила невестку рядом с собой за ужином и согласилась быть крёстной матерью её ребёнка. Причём по её безмятежному виду никто бы не догадался, что совсем недавно она хотела развести своего сына. После ужина Генриетта Мария дала также аудинецию Хайду и цветисто заверила его в своём решении быть любящей матерью его дочери, и что она сама будет«и впредь ожидать от него всех услуг, которых заслуживает её доброта». Прежде, чем отпустить его, королева-мать дала понять Хайду, что ожидает от него выполнения его части сделки. Так, сверившись с бумагой, которую она держала в руке, Генриетта Мария «рекомендовала ему сделать кое-какие вещи, которые касались непосредственно её интересов, а затем – интересов нескольких лиц, у которых были либо какие-то иски к королю, либо какие-то затруднения, которые мог уладить канцлер».

Однако она потерпела поражение в своих главных целях: развести одного сына и женить другого. За год до Реставрации Карл II посватался к тринадцатилетней Гортензии Манчини, племяннице Мазарин. Однако кардинал отказал ему, посчитав незавидным женихом. Но едва Карл взошёл на английский престол, как ситуация в корне изменилась. Как пишет Попов Н. В. в своей статье «Династические браки и брачная дипломатия в Западной Европе ХVII – начала ХVIII в.в.», первый министр через Шарля д’Артаньяна, посланного в Лондон, сам предложил королю в жёны свою племянницу и 12 000 000 приданого. Выслушав лейтенанта Роты мушкетёров, посулившего сверх ещё 3-4 млн., Карл II ответил:

– Так как дурно приобретённое добро, смешанное с тем, что нажито справедливо, никогда не принесёт ничего, кроме проклятья, я не желаю подвергаться риску потерять свою корону, обогатившись за счёт того, что наворовал дядюшка.