Три лилии Бурбонов

8 сентября между воюющими сторонами по инициативе папы Урбана VIII было заключено перемирие. В переговорах участвовал папский нунций Мазарини, обративший на себя внимание не только Ришельё, но и всей Европы, хотя в то время ему было только двадцать восемь лет. Он ездит из одной страны в другую, посещает одну армию за другой. Ему дважды предоставляется случай встретиться с Ришельё (в июне и в июле 1630 года) и познакомиться с Людовиком XIII (скорее всего, в Гренобле, в мае). Кажется, на короля произвели большое впечатление манеры, ловкость и обаяние посланника папы. А вот Ришельё, может быть, под влиянием плохого настроения, написал в июне Марии Медичи, что «человек кажется ему ненадёжным, слишком ловким, слишком хитрым и слишком «большим савойцем»». Это было правдой: Джулио благоволил к Кристине и защищал интересы Савойского дома перед кардиналом. В этом Мазарини был солидарен с д’Эмери, которого Ришельё по просьбе королевской мадам прислал к ней. Похоже, они оба были очарованы молодой герцогиней, по словам современника, «очень приятной всем и особенно французам».

Луиджи Сибрарио, автор «Истории Савойской монархии» (1840 – 1844), считает, что хотя Кристина была обаятельной, любезной, непостоянной женщиной, а в некоторых вещах очень упрямой, недоверчивой и ревнивой к своей власти, она, несмотря на недоверие, её отличавшее, была совершенно неспособна хранить тайну:

-…до такой степени, что французский посол д'Эмери, утомляя её двумя или тремя часами разговоров каждый день, всегда заканчивал тем, что что-то с ней делал (?).

Интригующая фраза, но автор имел в виду лишь то, что для такого пройдохи, как Мишель, не составляло особого труда вытянуть правду из королевской мадам. Её обязательно выдавало или выражение лица или случайно оброненное слово. Была ли между ними интрижка? Возможно.

Д'Эмери был сыном дворянина и, если судить по сохранившейся гравюре, обладал определённой харизмой. Самым запоминающимся в его внешности был оценивающий взгляд блестящих, чуть навыкате, глаз. В остальном же Мишель выглядел как типичный итальянец: плотная фигура, круглое лицо, тёмные вьющиеся волосы. Ещё он умел прекрасно притворяться и льстить, раз смог втереться в доверие к Ришельё, самому умному и проницательному человеку своего времени. Тем не менее, этот прожжённый циник, который, кстати, был женат, похоже, действительно влюбился в Кристину.

По просьбе своего мужа та пытается уговорить Людовика XIII: герцог хотел бы оставаться нейтральным и не выступать ни за Францию, ни за Испанию. На этом герцогиня настаивает и во время встречи с французским послом.

8 октября, перебравшись с двором в уютный пьемонтский городок Кераско, королевская мадам сообщила мужу:

-Сегодня вечером прибыл месье д'Эмери, которого я приняла как можно лучше со всеми необходимыми церемониями и любезностями, так как Вы мне поручили обеспечить… возвращение Казале, и который также сделал мне, со своей стороны, все комплименты, какие только можно представить себе, рассказав мне о доброй воле, которую король, мой брат, питает ко мне, и о его желании доставить мне всевозможные удовольствия, поскольку он не желает ничего, кроме моего удовлетворения, и чтобы его министры служили мне, и что на предложения, которые я сделала моему брату, он не мог не отреагировать… Месье д'Эмери долго разговаривал со мной, я специально на это пошла, чтобы ничего не забыть…

Таким образом, благодаря талантам Мазарини и д'Эмери, которые, кстати, быстро подружились, перемирие оставалось в силе до 15 октября. Оно позволило Франции перевести дух и начать в Регенсбурге, в Германии, переговоры с императором. 13 октября чрезвычайные французские послы в Регенсбурге заключили мирный договор, по которому император обязался передать герцогу де Неверу в двухмесячный срок инвеституру на Мантую, французы должны были оставить цитадель Казале, а испанцы — город Казале. Герцогу Савойскому возвращались все его территории кроме Пинероло и Сузы, оставшихся в распоряжении Людовика XIII.

15 октября Кристина даёт письменные инструкции своему духовнику отцу Моно, собиравшемуся в Париж к Людовику ХIII, который должен был «сделать королевой свою сестру». А 19 октября снова пишет мужу:

-Как только пришёл д'Эмери, я сделала ему предложения, о которых Вы говорили, и обнаружила, что он очень доброжелателен и очень привязан к Вашей особе; если бы это зависело от него, я считаю, что всё было бы уже решено, даже если бы его заподозрили в слишком предвзятом отношении к нам; господа маршалы придерживаются такого же мнения о нём, как я выяснила, коснувшись реституции Пинероло...

На мой взгляд, Сибрарио был абсолютно прав, когда утверждал, что Кристина не умела хранить тайны…