— Изволь. Наш ковбой-генерал, он командовал тогда 7-й армией, отправился инспектировать госпитали. И вдруг видит в палате целехонького солдатика. Ты почему здесь находишься, такой сякой, грозно спросил его Паттон. «Врачи считают, что все дело в моих нервах, господин генерал», — ответил тот. Командующий пришел в бешенство. Понимаешь, Джим, он считает, что таких вещей, как психическая травма или психический невроз, возникшие в результате боя, попросту не существует. И Паттон обрушил на несчастного Ниагарский водопад виртуозной ругани, на это он великий мастак. Врачи и сестра возмутились, но вмешаться не посмели.
— Я их понимаю и в первом, и во втором случаях, — заметил Джим.
— И надо же было случиться такому, — продолжал Холидей, — что через несколько минут Паттон встречает второго солдата, находящегося в подобном состоянии. На этот раз наш ковбой завелся до такой степени, что изо всех сил ударил солдата. У бедняги даже каска слетела с головы… Генерал хотел еще ему добавить, но тут уже врачи стали между ним и солдатом.
— А эти парни на самом деле были того? — спросил Джим.
— Самые настоящие психи. А тот, кого Паттон ударил, совсем, можно сказать, загибался с температурой под сорок…
— Скандал, — покачал головой Джим.
— Еще какой! Пронюхали корреспонденты, подняли шум, пришлось вмешаться Эйзенхауэру, ему и начальник госпиталя представил рапорт…
— И что Айк?
— Написал приказ, в котором объявил, что избиение и оскорбление солдата командующим в условиях госпиталя является по меньшей мере жестокостью.
— А по большой? — спросил Джим.
— По большой Эйзенхауэр поступил как, по твоим словам, добрый дядюшка. Написал Паттону резкое письмо с выговором, предупредил, что при повторении подобных случаев снимет с поста командующего… Словом, пожурил ковбоя-шалунишку.
— Мы так увлечены поисками национального героя, Элвис, что подобные штуки будут прощены современниками и забыты историей. Зато наш Паттон умеет быстро катить на «джипе».
— Напрямик в Большую Историю Большой Войны, — усмехнулся Холидей. — Но вот про наши с тобой, так сказать, «подвиги» никому не дано будет узнать.
— Тебя беспокоит это обстоятельство, Эл? Не становишься ли ты сентиментальным? Для разведчика это зловещий признак, парень.
Капитану парохода «Померания» было страшно. Под вечер вышел он на своей «Померании» из порта Угхуилласун с тысячью тонн никелевого концентрата в трюмах и в сопровождении шести кораблей боевого охранения направился в Кенигсберг. Небольшой переход по зимней Балтике. Ничего особенного для опытного капитана. Если забыть, конечно, о проклятых русских субмаринах.
Капитан не спал ночь. Он мерил каюту шагами, выпивал рюмку коньяка, выходил на мостик, с крыла оглядывал те два эскадренных миноносца и четыре корабля противолодочной обороны, чьи длинные тела угадывались во мраке, снова уходил к себе и мерил каюту шагами, заложив руки за спину.
К утру потеплело, ветер угас, море заштормило. И тогда капитан «Померании» вздохнул, подумав, что русской субмарине в абсолютный штиль труднее высунуть стеклянный глаз из воды.
— Пусть принесут мне кофе на мостик, — распорядился капитан «Померании».
Кофе принесли. Только не успел капитан сделать и глотка, как над судном послышался шум авиационных моторов.
Капитан отставил чашку, расплескав кофе на карту, выскочил на крыло мостика и увидел атакующие «Померанию» торпедоносцы. Он хотел объявить боевую тревогу и защищаться теми пушчонками, что стояли на баке и на корме. Потом удивился, увидев, что корабли охранения продолжают спокойно идти прежним курсом. Самолеты приближались, и теперь капитан разглядел на плоскостях кресты.
— Наши, — прошептал он, снимая руку с рычага ревуна и провожая торпедоносцы глазами.
Между тем советская подводная лодка давно держала «Померанию» под прицелом. Сильный конвой заставлял командира Л-9 еще и еще раз оценить свою позицию, тщательно рассчитать торпедный треугольник, выбрать такой момент, когда удар был бы эффективным и безнаказанным.
Над караваном прошли немецкие торпедоносцы. Немецкие матросы и офицеры, задрав головы смотрели, как разрывают воздух ревом моторов тяжелые воздушные корабли.
Именно эти минуты выбрал для атаки командир советской субмарины.
Капитан услышал внизу истошный крик: «Торпеда!», скомандовал рулевому отвернуть вправо, но тщетно, было уже поздно.
Сдвоенный взрыв двух торпед расколол «Померанию» пополам. Над морем взметнулся столб воды и стал медленно падать обратно. С «Померанией» было покончено, и затонула она быстро. Эсминцы и «охотники» рыскали вокруг, прощупывая гидролокаторами море, разыскивали советскую подводную лодку. Один корабль вылавливал из воды уцелевших матросов. Капитана «Померании» не нашли. Он остался в рубке разорванного взрывом парохода, наполненного никелевой рудой.
Дивизия будущих танков перестала существовать.
Командир советской подводной лодки точно вычислил маршрут «Померании». Он хорошо знал, когда она выйдет из порта Угхуилласун.