Три (ЛП)

Я прикоснулась к поясу его джинсов, зацепилась пальцем за шлевку и притянула его ближе.

Его ботинки с глухим звуком упали на песок. Кончики пальцев рук поднялись к моему лицу и очертили мои скулы. Такая загрубевшая кожа и такие нежные прикосновения. Его ладони скользнули по моей шее и спине вниз, а затем обняли за талию и притянули к себе.

Я задержала дыхание, каждой клеточкой ощущая, как его бедра прижимаются к моему животу, как плавным движением опускаются его плечи под моими ладонями, когда он наклоняет свое лицо ко мне. Я выгнулась навстречу, преодолевая последнее расстояние между нами, так что больше не было его и меня. Мы стали одним целым. Один силуэт в темноте. Одно дыхание.

Его губы пробежались по моим, от одного уголка к другому, словно запоминая их форму, сначала невинно, но потом настойчивее, пока мир вокруг не исчез. Глаза Чейза закрылись, а его объятие стало сильнее и крепче, как будто он хотел вобрать меня в себя.

Мои руки скользнули под подол его футболки и коснулись выступающей кожи, отмечающей шрам на пояснице. Он напрягся, как всегда, когда вспоминал вещи, которых не хотел помнить.

Набежавшее на луну облако спрятало его лицо. Временами мне казалось, будто прошлое тянет Чейза в одну сторону, а я – в другую.

Иногда прошлое побеждало.

Я дотянулась до места, где сильные мышцы его шеи переходили в плечи, и поцеловала его там. Это всегда отвлекало его. Чейз хрипло выдохнул.

– Ты соленый. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал твердо, чтобы ему было за что удержаться. – Тебе надо принять ванну.

Его мышцы немного расслабились.

– Возможно, тебе стоит принять ее вместе со мной. – Я почувствовала, как он усмехнулся мне в шею. – Чтобы удостовериться, что я ничего не пропустил.

У меня в животе запорхали бабочки.

– Возможно, я так и сделаю.

Он замер. Я захихикала. Но при мысли о нас, вместе, у меня пересохло во рту.

– Что ты тут делаешь? – спросила я через минуту.

Чейз выпрямился, и я положила щеку ему на грудь.

– Не спалось. – Он помолчал. – Слишком многое на уме.

Я услышала, как он вздохнул и поскреб свою небритую челюсть. Мои пальцы сплелись в замок за его спиной.

– Ты можешь рассказать мне, – попыталась я.

Он отстранился, хоть я и попробовала его удержать. Было ясно, что ему нужно пространство. Без Чейза мне стало холодно впервые с тех пор, как я пришла на пляж. Воздух вокруг нас изменился и теперь казался холодным и сырым.

В последовавшей тишине вернулся мой сон: раскинувшийся на земле маленький Чейз, истекающий кровью. Меня укололо чувство тревоги. Хотелось бы мне прочитать его мысли; тогда я знала бы, что сказать, чтобы помочь ему и не ощущать такую беспомощность.

– Он никогда бы не пошел с нами, тот солдат. Не знаю, как его звали.

Слова вырвались из него с такой силой, что я подпрыгнула.

– Ты имеешь в виду Харпера.

Он бросил на меня вопросительный взгляд?

У меня засосало под ложечкой. Неужели мы никогда не произносили его имени? Я по сто раз в день слышала его в своей голове, снова и снова, будто мне на спину раз за разом опускалась плеть. Но мы с Чейзом ни разу не сказали его вслух. Мы вообще не говорили о том, что произошло в Чикаго. Но я хотела. Нам нужно было поговорить. Мы не могли притворяться, будто этого никогда не было.

Он отшатнулся на шаг назад.

– Солдата звали Харпером, – быстро сказала я. – Того, в реабилитационном центре Чикаго. Того, которого мы... ну, сам знаешь.

Застрелили.

Он изменился в лице. Изменилась вся его поза. Он стал выглядеть измученным и изломанным, каким я не видела его с тех пор, как он рассказал мне о том, как умерла моя мама. Этого напоминания оказалось достаточно, чтобы меня пронзила боль.

– Его звали Харпер?

– Я... видела его именной значок.

Я непроизвольно обняла себя руками, но сделала усилие и опустила их по бокам.

Чейз отступил к дому, в котором мы устроили лагерь, но когда я последовала за ним, поднял руку. Нечто близкое к панике распирало мою грудь. Казалось, что песок пополз у меня из-под ног.

– Чейз, я...

Он обернулся. На лице мелькнула вымученная улыбка, но быстро исчезла.

– Нам надо двигаться дальше. Если сегодня опять будет дождь, у нас больше не останется шансов отыскать выживших.

– Подожди...

– Он мой дядя, – настаивал Чейз, словно я каким-то образом намекнула, что нам следует прекратить поиски. Я расправила плечи.

– Он взял меня к себе после смерти мамы и папы, – объяснил Чейз. Как будто я не знала. Как будто не присутствовала при том, как дядя приехал забрать его после аварии, в которой погибли его родители. – Он единственная семья, что у меня осталась, Эмбер.

Его слова были словно пощечина.

– А как же я?

– Он мой дядя, – повторил Чейз. Как будто это все объясняло.

– Он бросил тебя, когда тебе было шестнадцать, – сказала я. – В охваченном войной городе. Он научил тебя драться и угонять машины, а потом бросил.

Слова повисли между нами. Я моментально пожалела, что не могу забрать их обратно. Мы даже не знали, был ли дядя Джесс в убежище, жив ли он вообще. Несмотря на то, что он сделал, Чейз любил его, и не дело ругать его воспоминания.