Три Маргариты

Маргариту не любила мать – но ее любила Франция, страна до сих пор бережет память о ней. Ее мемуары – полезное чтение для французов, да только ли для них? Она вовсе не заботилась о создании памятников рукотворных, при жизни под ее именем был напечатан только маленький трактат «О превосходстве женщин», написанный за год до смерти, да и эту публикацию осуществил ее оппонент. Десяток стихотворений, созданных будто между делом. И торопливые записки. Правда ей приходилось останавливаться на достаточно щекотливых моментах, рассказывать подробней. Объяснять. Иначе потомкам и вовсе ничего о ней не понять.

Откуда она знала, что эта будто бы непросчитанная, но угадываемая небрежность придаст ее образу романтический ореол? Ощущение, что знала. Изящная пунктирность изложения открывает широкое поле для умозаключений – и не дает возможности судить наверняка.

Ну вот, что-то проясняется, подумала Рита, – и как кстати вот это:

«Доверительная по характеру переписка Маргариты и Генриха в 1605–1610 годах доказывает, что их отношения восстановились полностью: королева обсуждала с ним свои имущественные проблемы, просила помочь своим друзьям и придворным, искренне радовалась появлению законных королевских отпрысков, наконец, выполняла различные поручения короля. Так, 6 сентября 1606 года в связи с распространением чумы в окрестностях Парижа Генрих IV попросил королеву Маргариту (а не Марию Медичи, законную супругу на тот момент!) срочно вывезти дофина Людовика из Сен-Жерменского замка в безопасное место. Выполнив королевский приказ, Маргарита отписала ему: “Я нижайше умоляю Вас верить, Ваше Величество, что честь исполнять Ваши приказания всегда будет для меня самым большим счастьем”. Поразительная привязанность будущего Людовика XIII к Маргарите уже тогда была общеизвестной, и король неизменно пользовался этим».

Прекрасно. Замечательно. И даже дата известна, в какой день Генрих просил об одолжении и в связи с чем.

После мягкой, но резкой отповеди биографу королевской семьи и своему почитателю Брантому (создавшему повествование о ней, показавшееся далеким от правдивого), Маргарита начала писать собственные записочки. Она спонтанно принимает решение об этом и обещает закончить за пять дней. Ну да, ведь Маргарита лишь уточнит кое-что, безделицы. Однако безделицы превратились в описание тех случаев, что повлияли на ее характер. Любимая дочь короля Генриха II и обуза для Екатерины Медичи, ее седьмой ребенок. Мать будто не понимала, как себя вести с этой умной и проницательной девочкой, стремительно впитывавшей дворцовые обычаи, умевшей использовать дружбу и вражду. Принцесса, все перекраивавшая на свой лад и выходившая победительницей из любой переделки.

Из мемуаров Маргариты, фрагмент о 1559 годе (это незадолго до гибели Генриха II):

«В моих воспоминаниях остался ответ, который я дала королю, моему отцу, за несколько дней до того несчастного события, которое лишило покоя Францию, а нашу семью – счастья. Тогда мне было около четырех или пяти лет от роду. Король усадил меня к себе на колени, чтобы побеседовать. Он попросил меня выбрать себе в услужение того, кто мне больше нравится: либо господина принца де Жуанвиля (который впоследствии станет великим и несчастным герцогом де Гизом), либо маркиза де Бопрео, сына принца де Ла Рош-сюр-Йон (наделенного таким блестящим разумом, словно Природа стремилась воплотить в нем свое превосходство над Фортуной, что вызвало зависть и смертельную вражду последней, которая и оборвала его жизнь в возрасте четырнадцати лет, лишив его почестей и наград, по справедливости положенных за его добродетель и благородство). Обоим мальчикам было шесть или семь лет; я посмотрела на них, как они играют возле короля, моего отца, и сказала, что выбираю маркиза. На вопрос отца: “Отчего же? Он не столь красив?”, ибо принц де Жуанвиль был белокур и белокож, а маркиз де Бопрео обладал смуглой кожей и темными волосами, я ответила: “Потому что он более послушный, а принц не может оставаться в покое, не причиняя ежедневно кому-нибудь зла, и стремится всегда верховодить”. Определенно, слова мои стали предвестием того, что мы увидели позднее». [пропуск в рукописи]

И постоянно всплывает в мемуарах имя ее черного ангела де Гиза, имя как повод для неприятностей. Главный уничтожитель, восстановитель и мастер широкого жеста. Неустановлено, кстати, были у них интимные отношения или нет. Маргарита с ним виделась время от времени – и отряхивалась потом годами. Отмывалась, как сейчас бы сказали, от проявлений любви. Или тайной ненависти?

Вот 1569 год, Маргарите шестнадцать: