— Думаю, это правда, — тихо, но слышно неожиданно скоро для меня говорит Лив, соглашаясь со мной, что сугубо и целиком приятно, и наконец позволяя мне взглянуть на себя прямо и без препятствий. Я замечаю, что она, также смотря в мою сторону, выглядит как-то иначе. Мягче что ли… Искреннее. Заинтересованной. — У тебя случайно нет фото?
— Есть. Но только из магазина, — странно нервничая, отвечаю я. — Ты хотела бы взглянуть? — но, отказавшись ждать, мои ноги уже сами приближают меня к ней, и вот так просто и скоро влечение, этот трепет и соблазн уже снова здесь, между нами. Знаю, им лучше не потакать, но я не могу. Никогда, как следует, не мог.
— Да.
— Тогда я должен спуститься к машине. Телефон остался в ней.
— Я не стану запирать дверь.
Это звучит, как «я буду тебя ждать и дождусь», и я уже направляюсь к выходу из кухни, когда понимаю, что есть ещё кое-что, чего Лив не знает, но заслуживает услышать.
— Лив?
— Да?
— Вчера я говорил с тобой так, потому что мог думать только о том, как сильно хочу сбежать. Куда угодно, лишь бы с тобой и подальше ото всех. Я не знаю, правильно ли это, — ближайшие игры никто не отменял, и мой долг перед командой… Я без понятия, как всё будет без меня, и что Джейсон скажет остальным, когда ещё вчера в физическом плане со мной всё было абсолютно отлично, а тут я вдруг не появлюсь. Но я просто хочу отпустить эти мысли хотя бы на время. Даже если впоследствии мне придётся расплачиваться за собственную эгоистичность. Или всё это вообще окажется зря вот прямо здесь и сейчас. Хотя неважно. Пожалуй, риск может стоить того. Оправдать себя. — Но к черту всё, — я подхожу к Лив, и она оказывается словно в ловушке между моим телом с моей рукой, опускающейся на её шею, и кухонным столом позади, — давай просто уедем. Разберёмся со всем где-нибудь, где нам никто не помешает. Только ты и я вдвоём… — только не отказывайся. Пожалуйста, не надо… Просто увидь, как я прошу тебя, детка. Сейчас мне будет достаточно уже одного этого.
Глава двадцать шестая
— Поспи ещё.
Я шепчу это, склоняясь над Лив, пока снаружи, различимый через открытые двери, ведущие в патио из гостиной, доносится шелест искусственных водопадов и настоящих тропических деревьев, и провожу рукой по предплечью. Мы приехали в Санта-Монику около полудня, и, войдя в домик в двух шагах от побережья от океана, я предложил немного отдохнуть с дороги. Но самого себя в данное уравнение я не включил и почти всё последнее время вплоть до этой минуты провисел на сотовом телефоне, разговаривая с Джейсоном и убеждая его сказать парням правду, а не придумывать какую-нибудь ахинею, как объяснение моему отсутствию на сегодняшней встрече с соперниками из Денвера. С нас всех уже достаточно лжи и вранья. Если уж не можешь или не хочешь где-то быть, то нужно, по крайней мере, честно признать причину, не заменяя её бредом чистой воды и ссылаясь на нелепые оправдания, отличные от реальности, в которой ты просто пытаешься решить личные проблемы.
— Я думала, ты тут, — всего на мгновение взглянув в сторону окна и двери между спальней и садом, которую я не занавесил, Лив переводит взгляд на меня. В нём обнаруживаются глубоко засевшее огорчение и проблески чего-то по-настоящему печального и грустного. Ей плохо, что я не остался и не был с ней?
— Я тут, — на автопилоте откликаюсь я, не уверенный, что понимаю правильно, какой именно смысл вложен в эти слова. Или я просто ошибиться, но желаю, чтобы она всё объяснила, невзирая на возможный итог. Не хочу больше бежать, молчать и зарываться в песок. Хочу вместе встретить Рождество. Хочу провести с ней остаток жизни…
— Я имею в виду в постели… Но я открыла глаза, а тебя здесь не было, — Лив приподнимается в кровати, упираясь локтем в матрац, и дотягивается до моей левой руки, твёрдо и стоически глядя в мои глаза. — Ты уходил? — да, но прежде, словно безумец, я наблюдал за тем, как поднимется и опускается её грудная клетка, дыша за двоих. Я наблюдал, пока не испугался, что мой пристальный и въевшийся взор может разбудить.
— Надо было позвонить Джейсону.
— Если ты отказываешься из-за меня, и я всему виной… — Лив выглядит соответствующе сказанному, и я вздыхаю в огорчении и отчаянии. Мне кажется, что суть любви состоит в том, чтобы заставить человека поверить, что он самый прекрасный и идеальный и заслуживает любых жертв, а эта женщина не видит себя такой. Сейчас же это единственное, что мне хочется ей показать или хотя бы сказать. Если я действительно люблю. — Что ты делаешь?
— Хочу лечь рядом, — и, снимая куртку со свитером, я так и поступаю, забираюсь под одеяло и поправляю его за своей спиной. Оливия вся вздрагивает и будто пытается отшатнуться прочь от оставшихся на моих ногах и туловище вещах: