Три месяца, две недели и один день

— Мы даже ни разу толком об этом не говорили. Не планировали ребёнка, — её голос такой же громкий, как и мой, когда она останавливается по сторону кровати, вся слабая и измотанная, но выглядящая независимой, что удерживает меня на расстоянии нескольких шагов. — А потом случилось это. И желание перестало быть просто желанием. А теперь ты хочешь увидеть то, во что я превратилась? Это… — Лив показывает на себя и своё тело, — совершенно не то, что ты помнишь или думаешь, что помнишь. И не то, что ты когда-то хотел.

— Не перестало, — качаю головой я, касаясь переносицы трущим и агрессивно-жёстким движением, как почти всегда в минуты болезненного волнения и пребывания на грани. Но мой голос, как никогда, немыслимо твёрд, — думаешь, я больше тебя не хочу? Но это не так. Здесь… внутри всё болит, — мои пальцы сжимаются в злой кулак, еле сдерживающийся от того, чтобы ударить меня самого, и я знаю, что показал бы ей всю силу своей потребности, если бы она позволила и не относилась к себе столь негативно, не воспринимая собственную фигуру, как что-то, вероятно, мне противное и омерзительное. Заставил бы её увидеть то, что думаю и чувствую сам всякий раз, когда смотрю на неё, даже когда пытаюсь загнать эти мысли и ощущения глубоко внутрь себя. Благословение и трепет, что именно она, а не кто-то ещё, мать моего ребёнка. В глубине души я никогда не испытывал бы такого… проникающего блаженства, такой… переполняющей радости… с другой женщиной. — Желание… оно просто обрело другую форму, потеряло свою эфемерность и стало чем-то, что я и ты… мы сможем почувствовать и к чему сможем прикоснуться. Новым человеком, который возьмёт только лучшее от нас двоих.

— Да откуда тебе это знать?

— Это не знание. Это вера. Что мы вырастим кого-то, кем сможем гордиться. А я даже не могу ощутить эту жизнь внутри тебя. Думаешь, я хочу, чтобы ты разделась, из низменных соображений? Чтобы заставить тебя ощущать дискомфорт? — наверняка я уже принуждаю её его испытывать, но как быть с моими чувствами и эмоциями? С тем внушительным сроком, в течение которого я приобрёл обыкновение и пагубную для меня привычку их скрывать? — Нет, я просто желаю быть как все те отцы, которые могут поцеловать своего ребёнка, даже не видя его, задолго до настоящей встречи. Я хочу взять тебя за руку и пройтись с тобой так хотя бы здесь, где мы можем затеряться. Я могу это сделать? Например, если мы пойдём к океану?

***

День проходит спокойно и неторопливо. Наверное, кто-то скажет, что так не бывает. Что предательство, боль и злость всегда напоминают о себе и уж тем более никогда не забываются в течение каких-то суток. Даже когда тебе становится хорошо рядом с тем же человеком, которому ты обязан самым большим своим страданием, и ты начинаешь думать, что плохих вещей и вовсе не существовало. Возможно, они, и правда, не исчезают, но я стараюсь не допускать мрачных мыслей. Отгонять их по мере возможности. Хотя это и не даётся мне легко. Например, поддерживать диалог часто за двоих в наполовину заполненном ресторане.

— Знаешь, послезавтра начнётся голосование по определению тех, кто сыграет в матче всех звёзд, — я завожу разговор о ежегодной показательной баскетбольной игре. Она состоится шестнадцатого февраля будущего года вскоре после выбора капитанов команд и общего списка игроков в ходе волеизъявления болельщиков, журналистов и нас, тех, кто регулярно выходит на паркет, тоже, — Джейсон наверняка говорил об этом.

— Да, говорил. Хотя скорее упоминал вскользь, — смотря на меня, Лив держит вилку зажатой среди пальцев левой руки и прислонённой к тарелке, не поднося кусочек белой рыбы ко рту. Правая же рука скрывается от меня под льняной белой скатертью. — Ему трудно свыкнуться с тем, что, как тренер, в этот раз он не сможет возглавить ни одну из команд.

— Но он ведь так и так бы не смог. Нельзя быть тренером два года подряд. Это запрещено правилами.

Первый и последний раз Джейсон был тренером на матче всех звёзд прошлого сезона, и уже один этот факт не позволил бы ему удостоиться подобной чести снова так скоро. Так ещё и тот год для Лейкерс стал самым провальным и неудачным за последние лет пять или шесть. С шестьюдесятью пятью поражениями мой на тот момент бывший клуб даже не смог продвинуться дальше регулярного чемпионата. Я с Никс, впрочем, тоже не преуспел, но наша статистика была всё-таки чуточку да лучше. Хотя и это не позволило владельцам нью-йоркской команды посчитать, что затраты в меня себя оправдали, и захотеть продлить контракт.

— И отец это знает. Но ему… У него сейчас довольно трудное время. Пожалуй, ему было бы проще, если бы он оказался не у дел именно из-за этого пункта, а не потому, что в предыдущем сезоне возглавляемая им команда была ужасна и даже не прошла в плей-офф. Тренерами ведь…

— …становятся те, чьи команды имеют самый большой процент побед в своей конференции, исходя из статистики по состоянию на февраль прошлого сезона.

— Это я и хотела сказать.