Доран удивил. Она не ожидала, что они так быстро смогут договориться. Не ожидала, что ее обман откроется так сумбурно и странно. Не ожидала, что расскажет ему то, о чём не говорила даже с Эши. Всё это сбивало, путало, а работа связным отнимала слишком много времени и сил… Что ей делать с кардиналом? С первосвященником? И как, наконец, добраться до Соренора?! Время утекало сквозь пальцы, но она ничего не делала, как будто…
Киоре вскинулась от озарения: она оттягивала решающий момент! Живот подвело, а по спине пробежался мерзкий озноб. Медлила! Она! Застыв, перебирала в памяти всё время, проведенное в Тоноле. День за днем, месяц за месяцем, событие за событием. Она могла уже избавиться от Файроша, но вместо этого украла часы. Могла несколько раз стащить перстень кардинала и исчезнуть, но опять-таки решила это сделать позже. И, наконец, она уже могла добраться до Соренора, а не прятаться за трусливыми отговорками, что за ней охотятся лучшие наемники!
Она вскочила, ударилась о дерево, запуталась в ветвях. Ломала их, злясь, но вырвалась из-под листвы в стылую ночь.
Медлила!
Ее промедление, ее глупость привели к замужеству. К чувствам, что снова сделали из нее девочку!
— Слуги сбились с ног в поисках тебя, — она обернулась и увидела Дорана в дверном проеме черного входа.
Уставший, бледный, он сливался с темнотой неосвещенного коридорчика, растворялся в ночи — чисто призрак! По сердцу полоснуло болью: нет у Киоре будущего ни с этим человеком, ни с кем-то еще. Она отомстит, и оставит этот мир. Навсегда. Пусть провалятся эти перерождения, если каждая жизнь — такой кошмар! Доран к тому же сторонился ее, держал расстояние: жесты отличались скупостью, а в лице таилась настороженность недоверчивого зверя, принюхивающегося к чужаку.
— Иди за мной.
Они поднялись в кабинет Дорана, где из сейфа за картинами он достал обитую бархатом шкатулку. Поставив ее на стол, мужчина провел ладонью по крышке, словно это был ларец с сокровищами.
— Завтра бал. Мы идем туда.
— Ага, знаю, — кивнула она. — Интересно, что станет моим лучшим трофеем?..
Спина герцога выразила недовольство ярче слов; он сел в кресло у стола — под глазами залегли тени, белый воротник покрылся пылью, как и эполеты, переставшие сверкать.
— Служба тебя убьет, — вырвалось у Киоре горькое замечание.
Изможденное лицо мужчины как будто вмиг состарилось, а может быть, так сыграл боковой свет лампы, прибавивший герцогу все двадцать лет. Он еще раз погладил крышку шкатулки.
— Твоя жизнь тебя тоже в могилу приведет. Однако ты не спешишь меняться.
Глаза, словно присыпанные пеплом, устало взглянули на нее, и Киоре отвела взгляд, впервые не желая читать собеседника по лицу, предпочла сменить тему:
— Мне нужно что-то передать Вайрелу?
— Вайрелу… — Доран взял чистый лист из стопки, вернул его обратно, нахмурился. — Передай, что к нему внедрятся наши люди, пусть кого-то из них приблизит к себе, и это будет новый связной. Твоя работа на этом закончится.
— Как?.. И его сиятельство Доран Хайдрейк, глава Тайного сыска, упустит прекрасную возможность подольше использовать Киоре, ученицу Кровавой Эши? — она нервно усмехнулась, скрестив руки на груди.
— Твоя работа на этом закончится, — он достал из ящика мешочек, положил на стол.
— Будь по-твоему, — кивнула Киоре, забирая деньги. — Что ж, до завтра?
Доран кивнул, и вскоре Киоре бежала по ночным улицам Тоноля, а холодный воздух обжигал легкие. Заколдованный камень показал, что Вайрел на арене, и, переодевшись Лимом, она добралась туда.
Мужчина стоял в стороне от толпы, хмурый, со скрещенными на груди руками. На арене всё шло по-старому: в центре бесилось чудовище в широком металлическом ошейнике, цепь-поводок которого крепилась к кольцу, вмурованному в пол. Вайрел узнал — то был огромный пес с приклеенной длинной шерстью, вымазанной фосфором. «У страха глаза велики, — усмехался коротышка в разговоре с блондином, а Киоре подслушивала, — кто видел тварей, напуганы ими, а значит, память их лжива, она их обманет; кто не видел — поверят в нашу обманку. Прекрасно же?»
Черноплащник на арене дразнил пса, доводя до бешенства, чтобы показать насколько свирепо «чудовише».
— А это только щенок, если позволите мне сравнить с чем-то нам понятным! Варди ценой своей руки застегнул на нем ошейник, и поводок — вот эту цепь! — смогли удержать лишь впятером! Каково, а?! А взрослой твари этот ошейник на один зубок! Перекусит и не вспотеет!
Однорукий Варди, стоявший у стены арены, кивал каждому слову, кивали и еще трое мужчин рядом с ним с ссадинами и переломами, выставленными напоказ. Толпа распалялась, гудела, как потревоженный улей, никто не мог устоять на месте, все оборачивались к соседям, перешептывались, решительно трясли головами, хмурили брови.