Три метра над небом. Трижды ты

– Она бы встретилась с тобой два, три, четыре раза, может, даже десять, а потом исчезла бы. И тогда ты бы обнаружил, что ее телефон выключен, стал бы искать ее по ресторанам, увидел бы на ее страничке в Фейсбуке фотографии, как она путешествует по миру: Нью-Йорк, остров Форментера, Абу-Даби. Более того, она бы в любом случае рассказала о вас Калеми или бог знает кому – тому, кто над ним. Она бы веселилась, рассказывая об этом, и они разорвали бы с нами все отношения. Тебе такая нужна? Тебе плачу я! Но только, черт тебя побери, не впутывайся в передряги. Я-то думал, что ты гений, а ты болван!

И после этой реплики Джорджо окончательно оставляет его одного, выходит в коридор и обгоняет меня.

– Давай, идем, нас ждут в театре Делле-Витторие на репетиции пилотного выпуска.

– А он?

– Оставим его здесь, пусть подумает! Гений должен прийти в себя. Оставим его одного, это пойдет ему на пользу!

Аличе видит, как мы проходим, но отводит взгляд и ничего не говорит.

Едва мы оказываемся в лифте и закрываются двери, Джорджо начинает хохотать.

– Черт, да мы с тобой были на высоте!

– Да, мы были похожи на двух полицейских – хорошего и плохого!

– Точно.

– Обычно я разыгрывал плохого, но…

Я мгновенно вспоминаю Полло, нашу дружбу, все наши выходки, и у меня застревает ком в горле. Но сейчас не время, нет, не сейчас.

– Хорошо, тогда в следующий раз плохим придется быть тебе.

– Будем надеяться, что следующего раза не будет.

– Будет, будет.

И я уже знаю, что он, к сожалению, прав; он предугадывает слишком многое.

57

Когда мы входим в театр, там стоит абсолютная тишина. Низенький толстенький человечек с очень длинными волосами и заметным брюшком бродит вокруг с микрофоном, отдавая приказы.

– Черт, ну сколько раз повторять? Вы должны снимать медленно, это же кран-штатив. Он поднимается, проходит над головой ведущего и, наконец, в кадр попадает съемочная площадка со всеми разметками. Мне кажется, это совсем не трудно… Давайте, повторяем еще раз.

Риккардо, ведущего, перемещают на специальном приспособлении в центр сцены. У него в руках папка, в которой, на самом деле, всего лишь «рыба» сценария.

– Добрый вечер, начинаем второй прогон. Надеюсь, Антонио с ним справится…

В этот момент кран поднимается, проходит перед ведущим, движется вперед, дальше, скользит над студией и застывает над временной сценой.

– Нет-нет, стоп! Никуда не годится. Ну почему так быстро? Ты куда-то спешишь? Черт, зрители у себя дома пугаются! Это не значит, что если ты делаешь в таком темпе, то репетиция кончится раньше, и ты сможешь вернуться домой трахать эту бедняжку, которая вынуждена с тобой жить…

Я поворачиваюсь к Джорджо.

– И что, этот режиссер – такой ушлый?

– Роберто Манни – гений.

– То есть ты хочешь сказать, что среди менее ушлых подходящих нет? Ты только представь, что должен чувствовать тот, кто приводит в движение кран!

Тут Роберто, режиссер, замечает, что мы пришли, и представляет нас людям в студии.

– Ребята, смотрите, кто пришел! Наш продюсер Стефано Манчини и его преданнейший Джорджо Ренци.

С этими словам он указывает микрофоном на руководителя маленькой музыкальной группы, расположившейся под съемочной площадкой, и маэстро при виде этого жеста мгновенно дает знак оркестрантам сыграть приветственную мелодию. Несколько секунд все с энтузиазмом играют, потом дирижер машет ладонью в воздухе и тут же сжимает ее в кулак: это знак чтобы прекратить. Все перестают играть, и только одна труба издает последнюю ноту без сопровождения других, но поскольку все это было сплошной импровизацией, режиссер не обращает на это особого внимания.

– Как хорошо, что вы пришли нас навестить. Прошу вас, прошу, устраивайтесь здесь…

Он указывает нам на сидения в первом ряду, с которых быстрым жестом заставляет встать нескольких человек, словно приказывая им исчезнуть. Мне за него стыдно, но в конце концов я усаживаюсь.

– Мы репетируем, оттачиваем кое-какие стандартные вещи, потому что они будут в передачах всегда. Поскольку эту игру будут показывать в начале вечера, в прайм-тайм, и в ней будет столько вопросов и ответов, то, думаю, было бы неплохо, чтобы люди привыкли к рутине.

Я слышу его сицилийский акцент и вижу, как он себя держит – уверенно и дерзко. Он длинноволосый, с бриллиантовой серьгой в ухе. Одет он странно: его галстук фирмы «Эрмес» соседствует с обтрепанными, спадающими с него брюками, которые не держатся на его толстом брюхе. Этот тип мне не нравится: он – своего рода телевизионный Марадона. На самом деле я терпеть не могу Марадону. Ни один человек, получивший в дар такой, как у него, талант, не имеет права его растрачивать. Он должен быть примером, а не посмешищем.

– Вот, хочу вам кое-что показать… – предлагает нам режиссер.

– Конечно, почему нет? – Ренци более привычен ко всему этому.

– Эй, давайте, начинаем сначала.

К нам подходит девушка.

– Здравствуйте, меня зовут Линда, я помощница режиссера. Вот схема программы, если вы хотите следить за ее разными блоками.

– Спасибо.

Один из сценариев она передает мне, другой – Джорджо, а потом уходит. И тут же около нас садится молодой парень.