Три метра над небом. Трижды ты

Я закрываю дверь и выхожу. Вскоре я подхожу к почтовому ящику, открываю его. За те три недели, пока нас не было, накопилась куча писем и всяких бумаг. Я их забираю, закрываю ящик и начинаю их просматривать, поднимаясь по лестнице обратно. Там несколько писем с квитанциями для оплаты, рекламные листовки, приглашение на следующую неделю, на презентацию новой программы компании «Фокс», несколько конвертов для Джин, но нет ничего «странного», что касалось бы меня. Тем лучше. Непонятно, что знает Баби, как она переживает то, что случилось, думает ли она еще об этом, или это было всего лишь развлечением на одну ночь, если те ее слова были правдой. Они были такими красивыми. И я задерживаюсь на лестничной площадке, закрываю глаза и снова вижу ее, с растрепавшимися волосами, местами закрывающими ей лицо, с ее улыбкой и слезами. Она на мне, она мне что-то говорит, рассказывает и раскрывается передо мной так, как она никогда не делала: говорит мне о своих трудностях, о своих ограничениях, о своих недостатках, и от этого я и уважаю, и люблю ее еще больше. Но уже слишком поздно, Баби. Некоторые вещи производят волшебное впечатление лишь потому, что они происходили в определенном месте в определенное время. И я открываю дверь квартиры.

– А вот и я, я вернулся.

И я прикрываю дверь, пытаясь оставить все эти мысли за порогом.

89

Я кладу письма на стол в гостиной.

– А вот почта для тебя!

Джин, смеясь, возвращается из кухни.

– Ну вот, не хватает только, чтобы ты, пытаясь попросить у меня неизвестно за что прощения, пригласил меня к Марии де Филиппи. Да будет тебе известно, что хотя она и невероятная умница, ей все равно не удастся убедить меня передумать.

– Что, опять? Да как же так: я ничего не сделал, но уже виноват! И не просто виноват, но не имею возможности получить прощение. Хорошенькое дело.

– Вот именно: ты это знаешь и приспосабливаешься.

Она берет в руки поступившую почту и листает ее. Открывает один конверт.

– Смотри-ка, двадцатипроцентная скидка от сети универмагов «Ринашенте». Но у них же есть мой номер! Так почему они изводят столько бумаги вместо того, чтобы послать мейл или эсэмэску? Бедные деревья! Клянусь тебе, всякий раз, когда я открываю конверт из бумаги, которую можно было сберечь, я чувствую себя виноватой перед ними. – Да, это Джин с ее любовью к природе. Потом она открывает еще один конверт. – Не могу поверить! Мне ответили из юридической конторы Мерлини. Меня взяли!

– Ну и хорошо.

– Да, но именно сейчас, когда я жду ребенка. Обычно все сначала поступают на работу, а потом позволяют себе залететь, а я делаю все наоборот.

Джин и ее чувство долга, ее порядочность.

– Но я тебя только что внимательно рассмотрел: если этого не знать, то почти ничего не заметно.

– Может, ты уже перестанешь быть аферистом? Чему ты научишь того, кто у нас родится? – Она трогает свой живот. – Не быть честным? Лгать? Чтобы потом первым делом он, может, так поступил именно с тобой? А ты не думаешь, что гораздо лучше и не так утомительно говорить ясно и прямо, быть искренним? Даже не могу себе представить, как это можно все время врать, громоздя одну ложь на другую. Особенно если приходится вспоминать то, что уже сказано, а это самое трудное. Правду запомнить легко, потому что это было на самом деле, а ложь – нет, потому что ее выдумывают из того, чего не было.

– Боже, ты напоминаешь мне Ренци. Я только надеюсь, что ничего не перепутаю.

– В каком смысле?

– Мне бы не хотелось проекты, которые мне нравятся, передавать тебе. Или вдруг у меня возникнет желание целовать его…

– Дурак.

– Увидимся вечером. Постарайся не спать: тогда мы быстро придем в себя после разницы во времени.

– Попробую.

Мы нежно целуемся.

– Если тебе будет что-нибудь нужно, звони мне. Я буду в офисе. Или, в крайнем случае, мы будем где-то поблизости.

– Хорошо, любимый, удачной работы.

90

Даниэла ориентируется на координаты, которые указал ей Себастьяно и особенно на подсказки «Гугл-карт». Она продолжает ехать на машине в гору, проезжает мимо апельсинового сада и останавливается у дома номер 131 на улице Санта-Сабина. Даниэла выходит из машины и закрывает ее. Перед ней – большая белая решетка ворот, сбоку от которых – единственный маленький домофон с надписью: «С. В.». Даниэла пристально смотрит на эту решетку, как будто она – последнее препятствие перед тем, как все произойдет. Ей припоминаются разные фильмы, в которых ребенок хочет, чтобы его признал отец. Например, «Дым». В этом фильме молодой парнишка, негр, постоянно сидел на заборе автомастерской и смотрел на работавшего там человека – смотрел на него целыми днями, пока этот человек не заговорил. Ничего другого из этого фильма Даниэла особенно не помнит, но ее потрясли упорство и настойчивость этого парня, который хотел, чтобы тот человек его признал. Этот фильм ей понравился: она смотрела его по телевизору и даже всплакнула. Но сейчас она наверняка не растрогается. Даниэла решает позвонить. Она нажимает на кнопку домофона и вскоре слышит, как берут его трубку.

– Кто там?

– Я Даниэла Джервази, мне назначено…