Мы шли к середине бухты, к нашей стоянке - по конвенции мы к причалу не швартуемся, в крайнем случае раненого можно доставить шлюпкой. Отсюда видно, как ходят люди, собаки бегают, автомобильчики снуют между домами и по склонам сопок, там поверху проложена шоссейка.
Якоря отдавать - все, конечно, вылезли. Что значит - стоячая вода, сразу спать расхотелось.
Сгрудились на полубаке, Шурка прибежал с руля с биноклем, и все по очереди стали пялиться на берег. Вон рыбачка вышла - белье на веревке развесить, вон две кумы встретились и лясы точат, фарерскими сплетнями обмениваются, а нам все в диковинку.
- Эх, ножки! Швартануться бы. Потом бы всю жизнь вспоминал.
- Давай, плыви, кто тебя держит?
- Старпом! А старпом! К причалу не подойдем?
Старпом тоже из рубки в бинокль пялился.
- Какой ты умный! - говорит.
- Да хоть на часик - покуда кепа нету. Никто ж не стукнет.
На это он и отвечать не стал, будто не слышал.
В бинокль все радужно: песик бегает по снегу, фарерский песик, ластится к своей фарерской хозяйке, а та фарерскими ботиками притоптывает - ботики модные, а холодно в них. Фарерский пацан своего братишку катает на фарерских саночках, шнурки на ушанке болтаются... Почему так тянет на это смотреть? Неужели диво - люди, как и мы, тоже вверх головами ходят? Глупо же мы устроились на земле - вот море, одно на всех, сопки - такие же, как и у нас, бухта - для всех моряков убежище. А не подойдешь к ним, конец не подашь, не потравишь с этими фарерцами.
- А все ж, бичи, - сказал Шурка, - в заграницу приехали! Вроде даже и воздух другой.
- Никуда ты не приехал, - Ванька Обод ему угрюмо. - Все там же ты, в Расее. И воздух тот же. Что ты на эту заграницу в бинокль смотришь, это и в кино можно, в порту. Даже виднее.
Всегда найдется такой Ванька Обод - настроение испортить. А солнышко вышло, стало чуть потеплее, потянуло еле слышно весной. В такие дни на берегу хочется в море. А в море - хочется на берег.
- Скидывай рокана, бичи! - сказал Шурка. - Айда все по-береговому оденемся. Теперь уж до порта - ни метать не будем, ни выбирать. А что груза еще осталось - так его там берегаши и выгрузят.
Мы поглядели на старпома. Он все пялился на берег.
- Старпом, - спросил Шурка, - точно ведь в порт идем?
- Будет команда - пойдешь.
- Это как понимать? Может, еще и не будет? Остаемся на промысле? Нет уж, хрена!
Да ведь у старпома прямого слова не выжмешь. Молодой-то он молодой, а первую заповедь начальства железно усвоил: чего не знаешь - показывай, будто знаешь, только говорить об том не положено. Да он, плосконосый, оставят ли его старпомом - и то не знал. Но в бинокль, как генерал, глядел, план сражения вырабатывал.
- Покамест, - говорит, - ремонтироваться будем.
- Это само собой, - сказал Шурка. - С такой дырищей тоже мало радости до порта шлепать.
Больше всех ему верилось, Шурке, что в порт уйдем. И не стоялось ему, как жеребенку в стойле. А если подумать, чего мы там не видели, в порту, кроме снега январского и метелей, кроме "Арктики"? Да и этих-то радостей на неделю, не столько же мы заработали, чтоб куда-нибудь в отпуск поехать. Но великое же слово - домой!
Все-таки пошли переоделись. Я куртку надел. Вышли на палубу, как на брод, на набережную.
- Я теперь ни к чему не прикоснусь, - говорит Шурка. Он в пиджаке вышел, с галстуком. - Дрифтер скажет: "Чмырев, иди подбору шкерить!" А я ему - хрена, сам ее шкерь, а я теперь не матрос, я - пассажир на этом чудном пароходе.
- Сигару - не хочешь? - спросил Серега.
- Отчего же нет, сэр?
Серега вытащил "беломор", мы задымили, облокотились на планширь, сплевывали на воду. Ни дать, ни взять - на прогулочном катере, где-нибудь в Ялте.
- Слышь, старпом, - сказал Шурка. - А ты не переживай.
- А чего мне переживать.
Старпом оставил свой бинокль, стоял, как портрет в раме. Не веселый был этот портрет.
- Врешь, - говорит Шурка. - Переживаешь! А зря. Ну, понизят тебя до второго, ну там до третьего, годик поплаваешь и опять - в старпомы. Ты же у нас хороший мальчик, дисциплинированный, начальство уважаешь.
- Чего это меня понизят? Третьего вахта была, а не моя.
- Ну, чумак, - сказал Серега. - Он же тебе ее передал.
Старпом лоб наморщил. Задумался, как он из этой истории будет вылезать.
- Спросят, чья вахта была с двенадцати.
- Не-ет, - Шурка засмеялся, - так не спросят, не рассчитывай. А "кто на вахте был с двенадцати?" - вот как. Ты уж на худшее надейся, глядишь - оно и получше обернется.
- Вахту же передавать не полагается.
- Но ты ж ее принял.
- Ну и что? В виде исключения...