Три минуты молчания

- Неправда, я знаю, как ты к ним относишься. Мы с тобой, кажется, три раза были в "Арктике"? Ты их тратил - не как обычно мужчина перед женщиной, когда хочет показать широкую натуру. А как будто они тебе карман жгут, и ты от них хочешь скорее освободиться.

- Может, мне просто интересно. Хочу что-то главное узнать о людях.

- Ты еще не все про эту жизнь знаешь?

Я пожал плечами:

- Про себя - и то не знаю.

- Скажи мне, ведь ты мог бы в торговый перейти? Если ты так любишь плавать. Там же все-таки лучше. Рейсы - короткие, заходы в иностранные порты. Увидел бы весь мир.

- Шмоток бы понавез...

- И это неплохо. Но главное - мир повидать.

- Да я ходил с ними в один рейс, до Рейкьявика. С боцманом поругался. Больше они меня не взяли.

- Из-за чего же вы поругались?

- Не помню. Характерами не сошлись. Взглядами на жизнь.

- Но ты же мог на другое судно попроситься. Где боцман получше характером.

- Он-то получше, да штурман какой-нибудь похуже. Или еще кто-нибудь.

- А нельзя с ними как-нибудь ладить? Просто не замечать и все. Ну, вот этот боцман, что вы поругались, - какое тебе дело до его взглядов?

- Да мне-то чихать. Он сам ко мне прилип. "Будешь, говорит, мне докладывать про настроения экипажа". Тоже, нашел докладчика! Почему - я?

- В каком смысле - докладывать?

- Ну, может, кто золото вывез, обратно - валюту повезет. Или какие-нибудь товары запрещенные. Или - книжки. А то - вообще за границей решил остаться.

- Вон что! И как ты ему ответил?

- Плюнул, да и пошел от его бесстыжей морды.

- Но можно же было и по-другому: "Настроение экипажа прекрасное, ничего подозрительного не замечаю".

- Ну... это я как-то не догадался.

Она улыбнулась, посмотрела искоса.

- Нужно сдерживать свои чувства.

- Вот и учусь. Зато здесь я лаяться могу, сколько душе угодно. Никто меня отсюда не,погонит.

Она спросила, отведя пряди от щеки:

- Лучше всего - в самом низу общественной лестницы?

Не понял я, что это за лестница. И почему я - в самом низу. Пожал плечами.

Она сказала, задумавшись:

- Наверное, в этом есть своя прелесть. В сущности говоря, живешь стерильной жизнью, чисто и бесхлопотно. Даже позавидовать можно... Но я, кажется, поняла теперь, кто ты. Знаешь, ты - Ихтиандр*, Жить можешь только в море, а на берегу - задохнешься.

* Герой романа А. Беляева (также и одноименного фильма) "Человек-амфибия".

Опять я ее не понял.

Галя объявила:

- Ну хватит. Мне уже надоело, мы все крутим и крутим. Покажите нам еще что-нибудь.

- Мы крутим только пять минут. А вот он, - "маркони" на меня показал, по два часа его крутит на вахте, как штык. И не надоедает.

Галя на меня посмотрела с уважением.

- Ему тоже надоедает, - сказала Лиля, - только он у нас такой мужественный, никогда не жалуется.

- Кто, Сеня? Мой лучший друг!

- А вон там чего? - спросила Галя. Показала на дверь в радиорубку.

- Мое хозяйство, дом родной.

Галя потребовала:

- Хочу посмотреть на твой дом..

"Маркони" быстренько свою койку застелил. Простыни у него были серые, наволочка тоже не крахмал. Галя отвернулась, потрогала пальчиком магнитофон, передатчик.

- Можем завести музыку. Желаете?

- Твист? Ой, здорово!

Он кинулся заправлять бобину и тут же ленту порвал. Пальцы его что-то не слушались.

- Не надо, - сказала Лиля, - Мы же тут мимоходом..

"Маркони" все заправлял ленту и рвал.

- А это что? - Галя уже на часы показывала, над передатчиком.

- Это? Обыкновенные судовые часы.

- А вот это что за полосочки?

- Какие полосочки?

- Вот эти, красненькие.

- Не полосочки, а сектора. По три минуты. В это время "508" прослушивается. Все радисты слушают море.

- И музыку?

- Ни Боже мой! Никакой музыки. Исключительно сигналы бедствия.

- Ну, мать, - сказала Лиля, - ты у меня совсем оскандалишься. Надо знать святые морские законы. Вот сейчас как раз без шестнадцати, где-то, наверное, пищат. Кто-то терпит бедствие.

- Да-а? - сказала Галя. - А почему же мы не слышим?

- У базы стоим, - объяснил "маркони". - Ихний радист слушает. А у нас и антенна сейчас снята.

Прилипли они к этим часам крепко. "Маркони" мне подмигнул - чтоб я с ним вышел. Затворил дверь.

- Ключик не требуется?

- Какой ключик?

- От каюты, какой. Я сейчас с Галкой на базу поднимусь, у ней там отдельная. Старпом не сунется, я скажу.

- Иди ты!..

Я открыл дверь. Обе стояли в радиорубке как неприкаянные. Слышать они, конечно, не могли, качало, и кранец бился о борт, но Лиля на меня посмотрела и усмехнулась.

- О чем это вы там? - спросила Галя.

- О том, что нам пора уже, загостились.

"Маркони" их выпустил и - за спиной у них - помахал ладошкой около уха.

- Главное, мать, - сказала Лиля, - не загоститься, уйти вовремя.

С базы что-то кричали нам. Старпом выскочил из штурманской, опустил стекло.

- Восемьсот пятнадцатый! - кричали. - Готовьтесь отдать концы!

Мы сошли с "голубятника". Бичи уже успели уйти. Палуба снова была серая, по ней ходили брызги от кормовой волны. База, наверно, поворачивалась на якорях, чтоб лагом не стоять к зыби, и мы поворачивались вместе с нею.

- Шалай! - крикнул старпом. - Зови там швартовных, трансляцию не слышат, черти.

- Зови негров, Шалай, - сказала Лиля.