Три минуты молчания

Мы сошли вниз и разошлись по кубрикам. В нашем - какое-то сонное царство было; не знаю, слыхали они удар или нет. Или на все уже было начхать, до того устали. По столу веером лежали карты и чей-то рокан, на полу - сапоги с портянками. Я пошел пробоину поглядеть.

3

На камбузе "юноша" возился у плиты, закладывал в нее лучины и газету.

- Полюбоваться пришел? Есть на что.

Люк в каптерку был отдраен. Я подошел заглянуть. Воды было на метр, в ней плавала щепа для растопки, ящики с макаронами, коровья нога, банки с конфитюром, - горестное зрелище, я вам скажу. Но главное-то - сама пробоина. Я все-таки не думал, что она такая огромная, жуткая, буквально сверху донизу. Сквозь нее было видно море - сизая штормовая волна. Чуть корма опускалась, оно вливалось, как в шлюз, хрипело и пенилось.

- Продукты-то можно бы выбрать, - сказал я "юноше".

- А на кой? Которые подмокли, их уже выкидывать надо. А банкам что сделается?

- И то верно.

- Каши насыпать?

- Насыпь немного.

- То-то мне не хотелось в эту экспедицию идти. Как чувствовал!

- Ты здесь был? - я спросил.

- А где ж. С бондарем беседовали. Как раз я в каптерку собирался лезть, и как меня кто надоумил - дай, думаю, сперва уголь поштываю, плиту распалю, а после уже за продуктами слазаю. А то б я сейчас там и плавал бы, ты подумай!

Он даже развеселился, что так вот вышло. Стал соответствующие случаи вспоминать. Как он, матросом, бочки с рыбой укладывал в трюме, и как одну бочку раскачало на цепи и стукнуло ребром об пиллерс*, а он как раз за этот пиллерс рукой держался. "Представляешь - на два сантиметра выше, и пальцев бы как не было. Так бы и остались в варежке!" А то еще другой случай был, на рефрижераторном, - там у них кладовщик в холодильнике заснул. Жарко было, они сардину промышляли под экватором, так он скинул сапоги и залез в холодильник освежиться. А его не заметили, задраили двери и пустили холод. Через пару часов хватились, а он уже мерзлый был, хоть ножовкой режь.

* Пиллерс - вертикальная стойка, подкрепляющая палубу, перекрытие каюты и т. п.

Я эту историю, правда, в другом варианте слышал. Будто бы не кладовщик, а кот полез - воровать сардины. Но ведь с кладовщиком-то - могло случиться! Так они, эти истории, и складываются.

- Ну, и как твое мнение, - я спросил, - отзовут?

- Ты еще сомневаешься?

Да, если бы такое на крейсере случилось, я бы еще сомневался. Но то ведь крейсер. Он с такой дырой не только что плавать обязан, а бой вести. Там бы ее даже в программу учений включили. А рыбакам и так мороки хватает. Значит, отплавали рейс. Денежки кой-какие получим, и баста. И привет морю.

Я вышел. Фареры выплыли из дождевой завесы, и скалы нависли над полубаком, закрыли полнеба. Даже казалось - вот сейчас воткнемся. Но скала расступилась, блеснула спокойная вода, узенькая полоска, но такая голубая, так резко она отличалась от открытого моря. При самом входе в фиорд торчали камни, сплошь обсиженные чайками, кайрами. Эти камни, сколько я помню, лежат у Фугле-фиорда, откололись они от скалы лет, наверное, триста назад. Волна набегала на них с грохотом, с урчанием, они шатались заметно, и птицы взмывали, носились кругами и тут же садились снова - когда волна проходила и камень оголялся до низу.

Мы прошли под камнями и сбавили ход. Фарватер здесь извилистый, скалы как стены в колодце, кажется, достанешь рукой или мачтой чиркнешь. По скалам струились ручейки от дождя, а на уступах видимо-невидимо птиц, крик стоял невообразимый. Морские птицы - те уж привыкли к нам, садятся спокойно на реи, на палубы, иной раз целая стая перелетная отдыхает и ни черта не боится. А береговушек - все тревожит: дым из трубы или гудок, или винт шлепает в узкости слишком гулко, или человек выйдет выплеснуть ведро - для них уже целое событие.

Мы прошли поворот, другой, и моря совсем не стало слышно, спокойная вода расходилась от носа ровными усами и хлюпала под скалами. Только два раза попались нам встречные, повыбегали на палубы рыбаки, смотрели нам вслед. Каждое слово слышно было, как в трубе. Жалко, я по-датски не знаю, мне бы их мнение хотелось узнать насчет нашей задницы. Фарерцы ведь мореходы первый сорт, здесь по лоции капитану разрешается брать лоцманом любого - с четырнадцати лет, хоть мальчишку, хоть девчонку*.

* На Фарерских островах живут датчане, отделившиеся от метрополии. У них свой флаг, свой герб, своя столица - Торсхави. В основном рыбаки и овцеводы, они торгуют с другими странами рыбой, овечьей шерстью и мясом.

Бухта открылась - вся сразу, чистая, молочно-голубая. Только если вверх посмотришь и увидишь, как облака несутся над сопками, почувствуешь, что там творится в Атлантике. Ровными рядами - дома в пять этажей, зеленые, красные, желтенькие, все яркие на белом снегу. А поверху сопки, серые от вереска, снег оттуда ветром сдувает, и как мушиная сыпь - овечьи стада на склонах. Суденышки у причалов стояли не шелохнувшись, мачта к мачте, как осока у реки - яхточки, ботики, сейнера, реюшки, тут почти у каждой семьи своя посудинка.