Три минуты молчания

- Ой, как тут интересно! А нам все-все покажут?

- Прошу! - "Маркони" ей подал руку кренделем. Он обращение знает, на торпедных катерах служил.

Из рубки старпом выглянул, в сильной задумчивости. Вообще-то, самовольство, - дамы на корабле, можно и осерчать по такому поводу. Но можно и схлопотать в ответ при этих дамах. Он предпочел в тень уйти.

- А тут симпатично! - Голос у Лили был чуть хриплый, осевший на ветру. И мне как-то неприятно было, что она с этим голосом под свою Галю подделывается. - А это что, лебедка?

- Да, - говорю, - она самая.

- А это трюмы?

- А это трюма.

- Учти, мать, - говорит она Гале, - тут все произносится с ударением на "а". Боцмана, штурмана. А где же у вас кубрик?

Вот, не хватало только, чтоб я ее в кубрик повел, где бичи храпят в ящиках, свесив сапоги через бортик. А кто не спит, тот, значит, с корешом беседует на трехэтажном уровне, и ведь не спустится оттуда при дамах.

- Да что там, в кубрике? Эка невидаль.

Я уж спиной чувствовал: кто-то из капа выглядывает на такое диво. Так и есть, Шурка выполз, оповещает тех, кто внизу:

- Бичи, каких лошадей привели!

Ну, и те, конечно, тоже повыползали, человека три, тут уже не до сна.

- Ого! - сказала Лиля. - Какие тут красавцы плавают! Вот кого нужно в кино снимать.

- Правда, у вас лошади есть? - спросила Галя.

Мы с "маркони" чуть не упали.

- Мать, не срами меня. Лошади - это мы. Чувствуешь, какая галантность.

Галя вся вспыхнула, стала, как ее шапочка. А Лиле как будто все было нипочем, смотрела на бичей спокойно, улыбалась одними губами. Но я-то знал, как сильно она смущается, только виду не подает.

- Бичи, - объяснил "маркони", - это у нас гости. Из этого... из судкома ВЛКСМ. Попрошу, товарищи моряки.

- А чего ж только двое? - спросил Шурка. - Нам бы весь судком.

Кто-то еще пропел кошачьим тенорком:

У ней - такая ма-аленькая грудь,

А губы - губы алые, как маки.

"Маркони" объяснил гостям:

- Это у нас традиционное приветствие, когда на борту появляются дамы.

- Мы так и поняли, - сказала Лиля.

Мы их быстренько повели в салон, по дороге - через люк - показали машинную шахту. Там полуголый Юрочка сидел на верстаке и чего-то напевал, хорошо, что слов было не слышно. "Маркони", однако, не задерживался:

- А сейчас мы вам покажем "голубятник". Всякое судно, с вашего разрешения, начинается с "голубятника".

Поднялись в ходовую. Старпом от нас отскочил как ошпаренный, удрал в штурманскую. Молодой еще он был, архангелогородец наш. "Маркони" его все-таки вытащил за руку:

- Прошу познакомиться. Старший помощник нашего капитана. Мастер лова и навигации, мой лучший друг и боевой товарищ.

Старпом упирался, как будто его на казнь вели, мычал чего-то насчет вахты. Гости с ним поздоровались за руку. Он сразу взмок, как мышь. "Маркони" его отпустил с Богом.

Из окон видна была вся палуба, с разинутыми трюмами. Бичи стояли в капе, пересмеивались. Гале вдруг захотелось перед ними пококетничать.

- А это штурвал? А можно покрутить?

Штурвал положен был влево и застопорен петлей.

- Нельзя, нельзя, - старпом закричал из штурманской.

- Почему нельзя, товарищ старший помощник? - спросил "маркони". Старпом не ответил, шелестел какими-то бумагами, как будто он что-то там вычисляет. - Можно, девочки, можно.

Откинул петлю, Галя стала к штурвалу, а он ее сзади облапил.

- Ой, какие ручки!..

- Это не ручки, это шпаги.

- Шпаги? Ой, как интересно! Те, которые у мушкетеров?

- Совершенно те же самые. А крутят их вот так, Галочка.

Крутил он ее, в основном, у бичей на виду. В общем, дела у них с "маркони" были в самом разгаре, а хохоту - вагон с тележкой.

- Получил мое письмо? - спросила Лиля.

- Да.

Мы отошли в угол рубки. В дверное окно видно было открытое море, зыбь с белыми гребнями шла на нас, как полки на штурм, и птицы носились косыми кругами.

- Сердишься, что я тогда не пришла?

- Нет.

- Что-то разговор у нас - "да", "нет"...

А какой он еще мог быть? Я - в рокане, на нем чешуя налипла и ржавчина с бочек. Старпом бы меня вполне мог выставить из ходовой, и пришлось бы послушаться.

- Я понимаю, - она улыбнулась, - ты тут не на своей территории.

- Вроде этого.

- А вот это "картушка", - "маркони" там объяснял. Чтобы поглядеть на эту картушку, Гале надо было перегнуться через штурвал, а ему - прижаться к ее щеке.

Галя его шлепнула по рукам.

- Вот так ты, значит, и живешь? - Лиля меня спросила. - На берегу я как-то все иначе себе представляла... В общем, я кое-что про тебя поняла. Кроме одного: как же получилось - ты с флота хотел уйти, а пошел в море?

- Это долго объяснять. Как-нибудь потом.

- Ну, зачем... Механизм твоих решений мне приблизительно ясен. Я даже, когда ты мне все это говорил, почему-то подумала, что будет как раз наоборот. - Говорила она со мной как-то свысока, мне что-то уныло сделалось. - Странный ты все-таки парень. Неглупый. "С мечтой", как говорят. Почему все это тебя устраивает?

- Деньги добываю.