Три минуты молчания

Я пошел звать. Они там, и правда, заспались, долго не отвечали. Потом кто-то вякнул из темноты:

- Выходим, не ори.

Когда я вернулся, сетку еще не спустили, и лица у обеих были тревожные - спустят ли ее вообще, не пришлось бы на траулере задержаться. Я их успокоил - пока их не подымем, концов не отдадим.

- Раз Сеня говорит, - сказала Лиля, - значит, так и будет. У него слова с делом не расходятся.

Я смолчал. Сетка уже пошла. "Маркони" поймал ее и отвел от трюма.

- Ой, я боюсь, - сказала Галя. Она улыбалась, но как-то бледно.

- Мать, - сказала Лиля, - спускаться же страшнее. Ты смотри вверх.

Но рука у нее у самой подрагивала, когда она мне пожала локоть, - слава Богу, молча.

" Маркони " тоже с ними вцепился.

- Ты-то куда? - я стал его отрывать. Совсем он сомлел и еще геройствовал перед девками, держался одной рукой.

- Аппаратура, Сеня. Чес-слово, у меня там аппаратура, не веришь?

- Восемьсот пятнадцатый! - в "матюгальник" сказали с приложением. - Что у вас там с сеткой?

Я его отпустил, "маркони". Черт с ним, никто еще из моряков не сваливался. Девки бы не свалились. Сетка раскачивалась сильно, я боялся грохнется об базу. Но обошлось, ухман ее попридержал на середине, а потом разом вздернул над бортом. Лиля еще выглянула, чуть бледная, махнула мне и исчезла. Ухман их там отогнал.

Волна ударила нам в корму, и пароход пронесло вперед, кранец заскрежетал между бортами.

- Восемьсот пятнадцатый! - крикнули с базы. - Срочно отдавайте концы!

Старпом высунулся из рубки.

- У нас еще люди на базе!

- Отходите, вам сказано!..

Он куда-то метнулся от окна, я подумал - трансляцию врубить. Но вдруг взбурлил винт, и нас медленно потащило назад, а бортом навалило на базу. Мостик ударился об ее верхний кранец - покрышку от грузовика - и зазвенел.

- Куда? - с базы орали. - Куда отрабатываете? Глаза у вас на затылке?

Старпом опять появился в окне.

- Отдать кормовой! - чуть не взвизгнул.

И тут нас качнуло с кормы. Корма задралась, потом пошла вниз - поначалу медленно и все быстрее, быстрее и опустилась с ударом.

Я не устоял на ногах. А когда поднимался, услышал с базы:

- ...вашу мать, отходите немедленно! Мало вам этого?

И увидел старпома - он ко мне бежал, белый, с трясущимися губами. Я не понял, когда он успел выскочить из рубки. И зачем выскочил.

- Хватай топор! - он мне кричал. - Руби кормовой!

Я кинулся к дрифтерному ящику, потом - с топором - в корму. Конец натянулся и не звенел уже, а пел. Но рубить его не пришлось, он вдруг ослаб, и я успел сбросить несколько шлагов. А когда он опять стал натягиваться, корма уже отвалила. Я подождал, когда он снова послабеет, скинул последние шлаги, и конец выхлестнуло из клюза.

Борт плавбазы отодвигался, на ржавых цепях высоко подпрыгивали кранцы толстенные черные сарделины. И тут я увидел нос того траулера, который стоял за нами и тоже теперь отходил. Фальшборт на нем смялся, оборванный штаг болтался в воздухе, а вся носовая обшивка погнулась внутрь. Я сразу и не заметил всего, занят был концом, а теперь только и понял, как все вышло, когда этот олух отработал назад. Корма у нас поднялась на волне, а его нос опустился, а потом они пошли навстречу... Чистый "поцелуй". Но что же там с нашей-то задницей? Я перегнулся через планширь - огромная вмятина, с трещиной, возле руля. Но сам-то руль не заклинило, он работал, я слышал, как гремят штурцепи.

База уже едва виднелась за сетью дождя. Когда он пошел, я тоже не заметил. Все скрылось в сизой пелене. Только донеслось, как сквозь вату:

- Восемьсот пятнадцатый, идите в Фугле-фиорд!..

Я пошел на палубу. Волна катилась по ней и шипела, а трюма были открыты настежь, и только один кто-то, в рокане, возился с лючинами. Я ему стал помогать.

- Ты где шлялся? - повернул ко мне мокрое лицо. С рыжих усов капало. Бондарь.

- Не шлялся. Кормовой отдавал.

- Хорошо ты его отдавал! Вовремя.

- Отдал, когда приказали. И не ори, сволочь.

- Удрали, никому дела нет, что потонем.

- Не тонем еще, успокойся.

Мы уложили все лючины, стали накрывать брезентом.

- С Лиличкой там ласкался? Жаль, я вас вдвоем не застал. Убил бы на месте.

- Ну, меня - ладно, ее-то - за что?

- А не ходи на траулер, сука. Все от них и происходит.

Брезент мы натянули, теперь заклинивали. Он стучал ручником и матерился по-страшному. И когда он еще о ней прошелся, тут я озверел. Я встал над ним с ручником и сказал, что еще слово - и я ему размозжу башку и выкину его за борт, и никто того знать не будет. Я и забыл, что мы из рубки-то были как на ладони. Мы были одни на палубе, одни на всем море, и дождь нас хлестал, и делали мы одно дело, а злее, чем мы, врагов не было.

Он на все это посмеялся в усы, но притих. Все-таки, я единственный, кто ему помогал.

- Ладно, не трать энергии, нам еще второй задраивать.

Второй задраили молча и пошли в кап. Там скинули роканы в гальюне.

- Вот и все дела, вожаковый, - он мне сказал. - Больше не предвидится. В порт отзовут.

- Думаешь?

- Ты пробоину-то видал?

- Снаружи.

- Пойди изнутри посмотри.