Три минуты молчания

Здесь же, над люком, рокотал конвейер, двигались по нему ящики с сельдью, - деликатесного, ящичного посола,- женщины черпали ковшиками из чана тузлук, подливали его в ящики. Да и не сразу поймешь, что это женщины, - они в сапогах, в роканах, в буксах, на головах у них шапки, и лаются не хуже мужиков.

Я спросил у одной, как мне найти лавочку.

- А вниз майнайся, на четвертую палубу, там спросишь.

- Спасибо.

- На здоровье. Закурить - дай.

Я вынул "беломор", она сунула рукавицы под мышку, понюхала руки и сморщилась.

- Ну к бесу, дай из твоих рук затянусь. А то в рыбе моешься, рыбой дышишь, дак рыбу еще и курить? Я раскурил, дал ей затянуться.

- Вот, спасибо, хороший. А то душа горела.

Так я и не понял - двадцать ей или сорок.

Я походил по шканцам*, знакомых не встретил, - а была такая надежда, и хотел уже вниз идти. И вдруг - я застыл. Как прилип к палубе. Кого же я тут увидел - Клавку Перевощикову!

* Шканцы - средняя часть палубы.

Вот уж кого не ждал. Стояла она ко мне боком, - в тамбуре, за комингсом, - такая же, как тогда, в столовке: платьице серое с коротким рукавом, фартучек белый, кружево на голове, - а напротив какой-то комсоставский стоял, с двумя шевронами на рукаве, затраливал ее как будто. Я туда и сюда прошел мимо двери - Клавка все-таки или не Клавка? Сейчас я с ней разговор буду иметь, скажу ей пару ласковых, так чтоб не спутать.

В это время он ей говорит:

- Как же все-таки, Клавочка?

И пошел баки ей заливать. Неплохо заливал. Так примерно:

- Если наш маленький роман имеет шансы на продолжение, то он должен развиваться либо по гиперболе, либо - по параболе. Если по гиперболе, тогда восходящая ветвь устремляется вверх стремительно. Если же мы избираем параболический вариант...

- Вы мне вот чего скажите, - она ему отвечает. - Благоверной не боитесь? Я ведь исключительно за вас беспокоюсь.

Я встал против двери, ждал, когда он ее кончит тралить. Только бы она с ним на пару не ушла. Ну что ж, придется догнать, взять за плечо.

О чем я с ней хотел говорить? О деньгах? Да нет, я уж на них крест положил. И что толку их сейчас требовать, если я тогда в милиции про них замял. Но вам, наверное, тоже бывает интересно - поговорить с человеком, который вам зло причинил - просто так, ни за что. Любопытно же - что он при этом думал? Вот, скажем, Вовчик с Аскольдом - я ведь их и кормил, и поил, и немало денег моих к ним перешло, наверно, еще до драки. За что же они меня еще и избили, да с такой злобой? Откуда эта злоба берется? Или вот эту Клавку взять - ей-то я что сделал плохого. Почему она так со мной обошлась? Не напрасно же они меня к ней потащили. Без нее бы они, пожалуй, не справились, она тут душа всего. Она их и в общагу за мной послала, когда я ушел из "Арктики", и к себе привезти велела, и там еще завлекала, чтоб я совсем голову потерял. Слова не скажешь, хорошо сработано. Но что же она при этом думала? Просто - как деньги выманить? Но ведь не до сорока же копеек грабить человека, когда такие берешь. Тут еще и злоба была! Так вот - откуда злоба?

- Ценю ваше беспокойство, Клавочка, - он ей заливал. - Но ведь она ж далеко, благоверная, в голубой дымке. Я даже не знаю, существует ли она.

- А глаз-то кругом сколько! - она ему. - Не смущает? И тут они оба ко мне повернулись. И что думаете - испугалась она? Смутилась хоть? Заулыбалась во все лицо, как будто милого встретила.

- Простите, - говорит, - ко мне братик мой пришел. Я с братиком давно-о не виделась.

Это я, значит, братик. Тот на меня зыркнул так выразительно: а не смоешься ли ты, братик, туда-то и туда-то? Нет, я ему тем же отвечаю, есть дела поважней ваших тралей-валей. Он ей козырнул и пошел.

Клавка ко мне шагнула через комингс.

- Здравствуй, сестричка! - говорю. - Не ждала, не ведала? Есть о чем поговорить. Только накинула б что-нибудь, холодно на палубе.

- Ну, что ты! Как же мне может быть холодно, если я тебя встретила? Протянула мне руку. - Как это не ждала? Третий день тебя высматриваю.

Я руки ее не взял. Держал свои в карманах куртки. Клавка себя обняла за голые локти, поежилась. "Ну что ж, - я подумал, - не хочется тебе в помещении говорить, где свидетели есть, так терпи". Мы с ней отошли подальше от тамбура.

- Как здесь очутилась? Тоже поплавать решила?

- Да рейса на три только, в замену. Тут у них одна в декрет ушла, Анечка Феоктистова. Знаешь ее?

- Никого я тут не знаю.

Клавка улыбнулась - так искоса, ехидно.

- Совсем никого? А с какой же я тебя видела? Которая к тебе на пароход лазила.

- А... И как - понравилась она тебе?

Клавка поморщилась.

- Зачем она штаны носит? Скажи, чтоб сняла. А то все думают - у нее ноги кривые.

- Прямые у ней ноги.

- А ты их видал?

- Сколько надо, столько видал.

- Ничего-то ты про ее ноги не знаешь.

- Ладно. Тебе-то о чем беспокоиться?

- Да не о чем. У меня ж они не кривые. Просто, мне тебя жалко стало.

- Вон чего! Ты и пожалеть умеешь?

Чуть-чуть она только смутилась. Но намек не приняла.

- Я серьезно говорю. Неужели ты себя так мало ценишь? Большего не стоишь, да?