На палубе ветрено было, и скулы у меня обтянуло солью, и в глазах сине было от моря, и я себя здесь неуверенно чувствовал, хоть и в куртке был, - и меня понемногу злость начала разбирать: ведь ничем я ее не пройму, кошку эту полусонную. Она же меня хитрее. Вот и не накинула на себя ничего, чтоб я весь ее вырез наблюдал на груди, до той самой ложбинки.
Крановщик ей покричал сверху:
- Клавка, что пепельницу выставила? Прикрой, я ж так людей могу покалечить!
Так она нарочно к нему еще повернулась и вырез расправила пошире.
- Быть этого не может, - говорит. - Из-за меня еще никто не покалечился. Только лишь по своей глупости.
Вот так. И я, наверное, по своей. Я ее взял за локоть, повернул к себе.
- Может, поговорим все же?
- Да, миленький! - Вся подалась ко мне, и глаза прямо влюбленные. - Да! А зачем же я за тобой в море пустилась? Расскажи хоть, как плавается тебе? Меня-то вспоминал или совсем забыл?
- Только тебя и вспоминаю, - говорю. - Днем вспоминаю, а по ночам снишься.
- Что ты говоришь!.. - Вся просто рассиялась.
- Клавка, - я сказал. - Давай-ка шутки в сторону.
Опять она мне улыбнулась искоса.
- А я думала, когда ты мне руки не подал, она у тебя - в рыбе. А она сухая. Ах ты, рыженький!..
- Какой я тебе "рыженький"? Какой "миленький"? У тебя своих там экипаж наберется, меня к ним не приплетай.
- Зачем же приплетать, ты у меня отдельно. Ты к этому, что ли, заревновал? С которым я в тамбуре стояла? Зачем? Такой заливщик типичный, а поговорить-то с ним не о чем. И руки - как у лягушки, бррр! Да мне и смотреть ни на кого не хочется, с тех пор как я тебя увидела.
- Вот именно. Не считая Аскольда твоего.
- Аско-ольда?!
- Ну да, с которым ты осталась.
- Да какой же он мой? Ты что! Он, во-первых, и не остался. И не так-то просто со мной остаться. Меня, знаешь, еще повалить нужно!
Стояла она передо мной - крепкая, ноги такие сильные, что можно в шторм стоять и ни за что не держаться, плечи - как у солдата развернуты, вся подобранная, как будто вот сейчас кинется. И никакой же ветер ее не брал, лицо лишь слегка залубенело, грубо так зарумянилось, а руки и грудь - и кожей гусиной не покрылись. Ну, чем такую проймешь? И я чувствовал разговор у нас в песок уходит. С ней же нельзя про эти трали-вали, она здесь трех собак съела, а нужно прямо спрашивать. И я прямо спросил:
- Клавка, зачем ты все же в море-то пошла? Или денег моих мало показалось? Могла бы и пожить на них.
Вот тут наконец она смутилась. Вся красная стала, даже вырез порозовел.
- Миленький, про деньги я все скажу. Обязательно, а как же? Я тебе их все верну. Наверно, с этого надо было начать... Ну, прости. Я так обрадовалась, когда тебя встретила. Но ты - неужели только из-за них про меня вспоминал?
- Сколько ж ты мне вернешь?
Опять она поежилась, обняла себя за локти.
- Все, что было. Триста с чем-то.
Так. Решили они, значит, со мной поделиться. Моим же собственным поделиться. Испугались, вдруг я скандал начну. Ведь я от них прямиком в милицию попал, а что, если я заявил там, и милиция свой розыск начала, ждет лишь, когда я с моря вернусь, вспомню каких-нибудь свидетелей... Торгаша, гардеробщика в "Арктике". Таксишника, который нас вез, - их на весь город человек двадцать и наберется. Так лучше меня опередить, вернуть мне какую-то долю, и с нас взятки гладки, остальное - ты у своей Нинки на Абрам-мысу посеял, пусть там и поищут. Не для того ли ты за мной "в море пустилась"? Бог ты мой, сколько мороки! Знали б вы, что я на них крест поставил.
- Ну, мы все кончили про деньги? - она спросила.
- Да, все.
Она помолчала.
- Может быть, там больше было?
- Не было.
- Вот, слава Богу... А другого разговора у нас не будет? Не приготовил, да?
Так и спросила - "не приготовил"?
- Вот здорово, еще я специально готовиться должен?
- А как же? Разве я не думала, какие тебе скажу слова, когда встречу? Просто не вышло... из-за этих денег. Никак я не могу к тебе пробиться. То так жить без меня не мог... Обиделся, что тогда тебя побили?
- Ну, за это я отдельно как-нибудь посчитаюсь.
- А так тебе и надо, если хочешь знать. Ты вспомни, как ты себя вел. Или совсем ничего не помнишь?
- Ладно, - я сказал. - Кончили обо всем. Никакого разговора у нас и быть не должно. Кто я тебе? И ты мне - кто? Поняла?
Она кивнула молча.
- Эти ты мне вернешь, а все остальное, что вы из меня вытрясли... пользуйтесь, никуда я заявлять не буду.
- Там, значит, больше было?
- А то не знаешь?
- Сколько же?
- Тысяча. Ну, почти тысяча.
- Ой, много! - вздохнула чуть не горестно. - Где же ты столько растерял? Может, когда на Абрам-мыс ездил?..
- Клавка, - я сказал. - Ну, что ты финтишь? Насквозь же я тебя вижу!
- Господи, ну не знаю я, где твои деньги! Пропили они, наверно...
- Пропили?!