Отчего меня так поразило, что именно пропили? Ну, ясное дело, не дворцы же они строили с хрустальными палатами на мои шиши! Но я так представил себе - вот я сегодня с этими бочками.., а они там, на берегу, в каком-нибудь шалмане; может, даже в тот самый час... Хорошо ли им пилось? Хорошо ли вспоминалось обо мне? Может, и пропустили по одной за мое драгоценное. Вот так. Пропили. Я их - убью. Ну, я же их убью, другой же кары у меня нету для них. Пусть меня судят. В суде, в зале, свои же будут сидеть, такие же моряки или их жены, они-то знают, как я эти шиши заработал. И вот пришли подлые лодыри, нелюди, сволочь подзаборная, и накололи меня на эту девку, и ограбили. И добро бы еще употребили эти деньги на что путное. Так нет же. Промотали. Пропили...
- Уйди, - сказал я Клавке. - Уйди, пока я тебя не пришил тут же. Никогда мне не попадайся на глаза.
Она себя взяла за плечи, как будто ей тут-то и стало холодно. Прикрыла наконец свой вырез.
- Что ты на меня кричишь? - спросила, чуть не со слезой в голосе. Хотя я не кричал, я тихо ей это сказал, сквозь зубы. - Думаешь, я боюсь тебя, бич несчастный? Что ты можешь мне сделать? Чем ты мне грозишь? я, знаешь ли, криканная. Мужиками битая. Родителями проклятая. Ревизорами пуганная. Мне за себя уже ничего не страшно. А ты вот - жизни не понимаешь, рыженький! С тобой по-хорошему, а ты на людей кидаешься.
- Я еще на тебя не кинулся. Я еще всех слов тебе не сказал.
- Да уж какие ты там слова для меня приберег... Слышала, и сама умею.
Она пошла от меня, застучала каблучками по палубе. С полдороги повернулась, спросила:
- Говорят, вы на промысле остаетесь?
- Тебе-то что?
- Теперь - ничего. Вам счастливо, с пробоиной. Авось не потонете. Значит, до апреля?
- Значит, так.
- Ну вот, в апреле и получишь свои деньги. Скажи хоть спасибо - я эти-то у них отняла. Когда они в коридоре их подбирали.
- Постой...
- Да нет уж, я все сказала, что тебя мучило. А стоять мне больше некогда. Я тоже, знаешь, тут не пассажирка.
Она ушла в тамбур и прикрыла броневую дверь с задрайками.
Лицо у меня горело как ошпаренное. Так, значит? Не понимаю я в жизни? Я закурил, глядел на траулеры, которые внизу шарахались и бились об кранцы. Может быть, и не понимаю... Вообще, все так гнусно вышло, и ведь вовсе я не собирался скандалить. Но почему я верить ей должен - когда уж так погорел хорошо? И еще спасибо ей скажи. А зайди за этими деньгами в апреле, так, может, без шмоток последних останешься, там такая шарага. Надо бы кореша взять с собою, он и свидетелем будет, и поможет в случае чего. Главное этой кошке не верить, никому не верить, когда дело грошей касается, это дело вонючее, тут все сами не свои делаются...
Ладно, закрыли пока тему, пошел я эту лавочку искать. Спустился на четвертую палубу - и сразу в другую жизнь попал: ковры по всему коридору, стеклянные двери, переборки пластиком обшиты - "под малахит", в салонах телевизоры, читальные столы, ребята в бобочках играют в пинг-понг. То-то сюда дикарей неохотно пускают: поди, приглянется им здесь - так и с траулеров посбегают. От нас же только отдача требуется, а живут - другие. Ну, правда, они наших денег не получают, да хорошо б нам их как-то попридержать наши деньги, тоже не выходит.
И Клавка эта запутанная все-таки не шла у меня из головы. Отчего-то мне и жалко ее вдруг стало. Ну прибилась она к этой роскошной жизни, кому-то небось и в лапу сунула, чтоб ее сюда взяли, да может, как раз мои кровные и пригодились, - так ведь какая цена вшивым этим деньгам: сколько еще юлить приходится перед бичом-то "несчастным", страхом душу уродовать, любовь, видите, изображать! В общем, я так решил - не пойду я за ними в апреле, разве что она сама захочет меня разыскать. Не понимаю чего-то - так лучше от этого подальше.
Вломился я в лавочку - в сапожищах, как бегемот, заорал с порога:
- Бритвы электрические есть?
А там - тишина, как в церкви, тихонько вентилятор жужжал, и два парня в бобочках чинненько беседовали с продавцом, отрез на костюм выбирали. Все только покосились на меня и головами покачали: видали дурня с мороза?
Аив самом деле - чего спрашивать? Да тут всего, что душа пожелает, навалом: и костюмы, какие хочешь, из шевиота, из бостона, и бритвы эти пяти сортов, и лезвия "Блюз Матадор", и транзисторные приемники, и магнитофоны со стереофонией. А платить - ничего не надо. Вот просто не надо-и все. Только предъяви матросскую книжку, чтоб тебя там, в ведомости, отметили, и пальцем ткни: "Вот это мне заверните". Тоже великое слово - "потом"! Оттого ты себя и впрямь Рокфеллером чувствуешь, хватаешь чего ни попадя, а потом-то и окажется при расчете, что всего на какой-нибудь месяц и заработано - пожить. А то еще, бывает, и в долгу окажешься: ведь по аттестату, покуда плаваешь, тоже капает - жене, детишкам, родителям. Спалил бы я эту лавочку - сколько б биографий спас! И свою, между прочим: как минимум я из-за этого "потом" лишних две экспедиции отплавал.