- Всё, о чём я говорил, - произнёс кардинал в ответ на безмолвный вопрос короля, - изложено в протоколе, составленном пострадавшими. Имею честь представить его вашему величеству.
- Неужели протокол судейских чиновников стоит честного слова военного? - гордо спросил де Тревиль.
- Полно, полно, Тревиль, - сказал король, - замолчите!
- Если его высокопреосвященство подозревает кого-либо из моих мушкетёров, - ответил де Тревиль, - то ведь справедливость господина кардинала достаточно известна всем, и я сам прошу о расследовании.
- В доме, где происходил этот обыск, - проговорил кардинал всё с тем же хладнокровием, - живёт, если я не ошибаюсь, некий беарнец, друг этого мушкетёра?
- Ваше высокопреосвященство имеет в виду д'Артаньяна?
- Я имею в виду молодого человека, которому вы, господин де Тревиль, покровительствуете.
- Да, ваше высокопреосвященство, совершенно верно.
- Не считаете ли возможным, что этот молодой человек дурно влиял…
- …на господина Атоса, человека, который чуть ли не вдвое старше его? - перебил де Тревиль. - Нет, монсеньёр, не считаю возможным. Кроме того, господин д'Артаньян также провёл вечер у меня.
- Вот так история! - воскликнул кардинал. - По-видимому, решительно все провели вечер у вас!
- Не подвергает ли ваше высокопреосвященство сомнению мои слова? - спросил де Тревиль, которому краска гнева залила лицо.
- Нет, боже меня упаси! - произнёс кардинал. - Но в котором часу д'Артаньян был у вас?
- О, это я могу совершенно точно сообщить вашему высокопреосвященству: когда он вошёл, я как раз заметил, что часы показывали половину десятого, хотя мне казалось, что уже позднее.
- А в котором часу он покинул ваш дом?
- В половине одиннадцатого. Через час после этих событий.
- Но в конце-то концов… - сказал кардинал, который ни на минуту не усомнился в правдивости де Тревиля и чувствовал, что победа ускользает от него, - но ведь в конце-то концов Атоса задержали в этом самом доме на улице Могильщиков.
- Разве другу воспрещается навещать друга, мушкетёру моей роты - поддерживать братскую дружбу с гвардейцем из роты господина Дезэссара?
- Да, если дом, где он встречается со своим другом, подозрителен.
- Дело ведь в том, что дом этот подозрителен, Тревиль, - вставил король. - Вы этого, может быть, не знали…
- Да, ваше величество, я действительно этого не знал. Но я убеждён, что это не относится к части дома, занятой господином д'Артаньяном, ибо я могу вас уверить, что нет более преданного слуги вашего величества и более глубокого почитателя господина кардинала.
- Не этот ли самый д'Артаньян ранил когда-то де Жюссака в злополучной схватке у монастыря кармелиток? - спросил король, взглянув на кардинала, покрасневшего от досады.
- А на следующий день поразил Бернажу, - поспешил заметить де Тревиль. - Да, ваше величество, он самый; у вашего величества отличная память.
- Так что же мы решим? - спросил король.
- Это скорее дело вашего величества, чем моё, - сказал кардинал. - Я настаиваю на виновности этого Атоса.
- А я отрицаю её! - воскликнул де Тревиль. - Но у его величества есть судьи, и судьи разберут это дело.
- Совершенно верно, - сказал король. - Предоставим всё это дело судьям. Их дело судить, они и рассудят.
- Печально всё же, - вновь заговорил де Тревиль, - что в такое злосчастное время, как наше, самая чистая жизнь, самая неоспоримая добродетель не может оградить человека от позора и преследований. И армия, смею вас заверить, не очень-то будет довольна тем, что становится предметом жестоких преследований по поводу каких-то полицейских историй.
Слова были неосторожны. Но Тревиль бросил их, зная им цену. Он хотел вызвать взрыв, а взрыв сопровождается пламенем, которое освещает всё кругом.
- Полицейские истории! - вскричал король, ухватившись за слова де Тревиля. - Полицейские истории! Какое понятие вы имеете обо всём этом, сударь? Займитесь вашими мушкетёрами и не сбивайте меня с толку! Послушать вас, так можно подумать, что стоит арестовать мушкетёра - и Франция уже в опасности. Сколько шуму из-за какого-то мушкетёра! Я прикажу арестовать их целый десяток, чёрт возьми! Сотню! Всю роту! И никому не позволю пикнуть!
- Если мушкетёры подозрительны вашему величеству, значит, они виновны, - сказал де Тревиль. - Поэтому я готов, ваше величество, отдать вам мою шпагу. Ибо, обвинив моих солдат, господин кардинал, не сомневаюсь, в конце концов возведёт обвинение и против меня. Поэтому лучше будет, если я признаю себя арестованным вместе с господином Атосом, с которым это уже произошло, и с господином д'Артаньяном, с которым это, вероятно, в ближайшем будущем произойдёт.
- Гасконский упрямец, замолчите вы наконец! - сказал король.
- Ваше величество, - ответил де Тревиль, ничуть не понижая голоса, - пусть вернут мне моего мушкетёра или пусть его судят.
- Его будут судить, - сказал кардинал.
- Если так - тем лучше. Прошу, в таком случае, у вашего величества разрешения защищать его.
Король побоялся вспышки.
- Если бы у его высокопреосвященства, - сказал он, - не было причин личного свойства…