-- Или пятнадцать.
-- А сколькихъ мы задавили?
-- Восемь или десять.
-- И взамѣнъ всего этого ни одной царапины? Ахъ, нѣтъ! Что это у васъ на рукѣ, д'Артаньянъ? кажется, кровь?
-- Это пустяки, отвѣчалъ д'Артаньянъ.
-- Шальная пуля?
-- Даже и не она.
-- Что же въ такомъ случаѣ?
Мы уже сказали, что Атосъ любилъ д'Артаньяна, какъ своего сына, и, по своему характеру мрачный и суровый, онъ выказывалъ иногда къ молодому человѣку чисто отеческую привязанность.
-- Царапина, объяснилъ д'Артаньянъ,-- я защемилъ руку каменной стѣной, и камнемъ на моемъ кольцѣ мнѣ ссадило кожицу.
-- Вотъ что значить носить брильянты, милостивый государь, презрительнымъ тономъ замѣтилъ Атосъ.
-- Ахъ, да и въ самомъ дѣлѣ -- у него брильянтъ, вскричалъ Портосъ: -- такъ чего же мы, чортъ возьми, жалуемся, обладая такимъ брильянтомъ!
-- Правда, правда! подхватилъ Арамисъ.
-- Въ добрый часъ, Портосъ! на этотъ разъ ваша мысль очень удачна!
-- Безъ сомнѣнія, продолжалъ Портосъ, гордясь комплиментомъ Атоса: -- разъ есть брильянтъ, мы можемъ продать его.
-- Но, началъ д'Артаньянъ,-- это подарокъ королевы...
-- Тѣмъ лучше, сказалъ Атосъ:-- королева, спасая Букингама, своего возлюбленнаго, поступитъ какъ нельзя болѣе справедливо и естественно; а спасая насъ, его друзей, поступитъ какъ нельзя болѣе нравственно: надо продать брильянтъ. Что думаетъ объ этомъ г. аббатъ? Я не спрашиваю мнѣнія Портоса, потому что мы ѣніе его намъ уже извѣстно.
-- Я думаю, краснѣя подалъ свое мнѣніе Арамисъ:-- что этотъ перстень можетъ быть проданъ д'Артаньяномъ: вѣдь его подарила ему не любовница въ знакъ любви.
-- Любезный другъ, вы говорите какъ олицетворенное богословіе. Значить, по вашему мнѣнію?..
-- Брильянтъ слѣдуеть продать, отвѣтилъ Арамисъ.
-- Эка важность! живо согласился д'Артаньянъ:-- такъ продадимъ брильянтъ, и не стоитъ больше объ этомъ и толковать.
Пальба продолжалась, но друзья были уже внѣ выстрѣловъ, и лярошельцы стрѣляли только для очистки совѣсти.
-- Право, эта мысль очень во-время осѣнила Портоса: вотъ мы и въ лагерѣ. Итакъ, господа, теперь больше ни слова объ этомъ. За нами наблюдаютъ, идутъ намъ навстрѣчу и намъ устроятъ торжественный пріемъ
И дѣйствительно, какъ мы уже сказали, весь лагерь былъ въ движеніи: болѣе двухъ тысячъ человѣкъ были зрителями, точно на спектаклѣ, счастливо окончившейся хвастливой выходки четырехъ друзей, причемъ никто изъ нихъ даже и не подозрѣвалъ истинной побудительной причины этого пари. Всюду только и раздавались крики:
-- Да здравствуютъ гвардейцы! Да здравствуютъ мушкетеры!
Г. де-Бюзиньи первый пожалъ руку Атосу и призналъ, что пари выиграно имъ. Драгунъ и швейцарецъ послѣдовали его примѣру, а за ними и всѣ ихъ товарищи. Начались поздравленія, рукопожатія, обниманія безъ конца и неистощимыя насмѣшки и шутки насчетъ лярошельцевъ; поднялся такой шумъ, что кардиналъ вообразилъ, не началось ли возмущеніе, и послалъ ла-Гудьера, капитана своей гвардіи, освѣдомиться о случившемся.
Посланцу разсказали о происшествіи со всѣмъ краснорѣчіемъ восторга.
-- Ну? спросилъ кардиналъ, увидѣвъ ла-Гудъера.
-- Три мушкетера, монсиньоръ, и одинъ гвардеецъ держали пари съ г. де-Бюзиньи, что они позавтракаютъ въ бастіонѣ Сенъ-Жерве, и во время этого завтрака два часа держались противъ непріятеля и убили многихъ лярошельцевъ.
-- А узнали ли вы, какъ зовутъ этихъ мушкетеровъ?
-- Да, монсиньоръ.
-- Назовите ихъ.
-- Атосъ, Портосъ и Арамисъ...
-- Опять все тѣ же три храбреца! прошепталъ кардиналъ.-- А гвардеецъ?
-- Д'Артаньянъ.
-- Опять тотъ же молодой безумецъ! Положительно нужно, чтобы эти четыре друга перешли ко мнѣ на службу.
Въ этотъ же вечеръ кардиналъ завелъ разговоръ съ де-Тревилемъ объ утреннемъ подвигѣ, составившемъ предметъ разговора цѣлаго лагеря. Де-Тревиль, узнавшій объ этомъ приключеніи отъ самихъ мушкетеровъ, бывшихъ въ немъ дѣйствующими лицами, разсказалъ всѣ подробности, не забывъ и эпизода съ салфеткой.
-- Хорошо, г. де-Тревиль, замѣтилъ кардиналъ:-- пришлите мнѣ эту салфетку, прошу васъ. Я велю вышить на ней три золотыхъ лиліи и дамъ ее вмѣсто ротнаго значка вашей ротѣ.
-- Монсиньоръ, отвѣчалъ де-Тревиль:-- это было бы несправедливостью относительно гвардейцевъ: д'Артаньянъ служитъ не въ моей ротѣ, а въ ротѣ г-на Дезессара.
-- Такъ переведите его къ себѣ: разъ эти четыре храбреца такъ любятъ другъ друга, по справедливости имъ надо служить въ одной и той же ротѣ.
Въ тотъ же вечеръ де-Тревиль объявилъ эту новость тремъ мушкетерамъ и д'Артаньяну и пригласилъ къ себѣ всѣхъ четверыхъ на слѣдующій день на завтракъ.
Д'Артаньянъ быль внѣ себя отъ радости. Намъ уже извѣстно, что мечтой его было -- сдѣлаться мушкетеромъ.
Три мушкетера были тоже очень рады.
-- Право же, говорилъ д'Артаньянъ Атосу:-- твоя идея была геніальна, и благодаря тебѣ мы покрыли себя славой и имѣли возможность переговорить объ очень важномъ дѣлѣ.
-- Объ этомъ дѣлѣ мы можемъ и теперь продолжать разговоръ, не навлекая на себя ничьего подозрѣнія, потому что отнынѣ, съ Божьей помощью, мы будемъ слыть за кардиналистовъ.
Въ тотъ же вечеръ д'Артаньянъ явился къ Дезессару откланяться и объявить о своемъ переводѣ.