Три мужа для Кизи

Потом какое-то время сидел на застывших кольцах. Холодных, противных. Отполз. Потом снова подполз, привлечённый запахом крови. Осторожно рукою пощупал мясо. Тёплое. Лизнул. Поморщился. Посидел какое-то время возле. Но это тело, ставшее неподвижным, всё же было влажное. И пахло вкуснее, чем все эти бесчисленные камни, мелкие и большие, встречавшиеся везде на его пути. И камни были твёрдые, зубы от них болели. А тут что-то было мягкое. Да, влажное. Но зубы не болели. И рот слюною заполнился. Тело само сглотнуло змеиную кровь. И младенец запоздало понял, что это мягкое тоже можно съесть. Наверное, тоже волна тёплая, силы дающая, по телу разойдётся после. И он радостно впился острыми зубами, в клыки выросшими, в чужую свежее разодранную плоть.

Долго хрупал ею, почти не пережёвывая, давясь, кашляя, фыркая и снова впиваясь в свою первую добычу. И у неё заснул, измученный страшно, но сытый.

Проснувшись, опять поел змеиного мяса. Шкуру уже сплёвывал.

Так за несколько дней совсем её съел. Игрался с холодной, твёрдой мордой, сытый, довольный. Ощупывая тонкими пальцами, коготками подковыривая, клык случайно отломал. Долго рассматривал сквозь солнечный свет. Потом – сквозь лунный. Потом второй выламывал. Радостно ударял ими одним об другой, звуки слушая. Совсем другие, чем у шуршащей шкуры. Потом радостно спал, сжимая змеиные клыки.

Потом снова просыпался от голода. Шкура была невкусная. Мясо через несколько дней начало тухнуть. Но другой еды не было. Он, морщась, всё съел, даже совсем уже начавший разлагаться хвост, с таким мерзким запахом, противным.

Потом, проспавшись и снова проснувшись без сил, голодный, понял, что тут уже есть нечего. И сил всё меньше и меньше будет. А бессилие его пугало. Чутьё подсказало, что хорошим это не кончится. А рот наполнялся слюной. Тело просило есть ещё и ещё.

Клыки змеиные были интересные. Он их зажал во рту, как свой первый боевой трофей. Поморщился, исцарапав язык и щёки. Но упорно добычи не выпустил. И бодро пополз вперёд. Из щеки пронзённой торчали наружу два змеиных клыка. Мальчик морщился, но терпел боль и терпел стекавшую кровь. Потом он опять их вытащит, потеребит, постучит ими, посмотрит на небо вокруг них. С камнями не так интересно. Они тяжёлые. Их не утащишь. Но пока надо ползти вперёд. Малыш полз и полз вперёд. Он мало ещё понимал. Но понимал, что змея уже закончилась, и нужно загрызть ещё одну…

Камень 20-ый

– Ох, Кизи! Да что же с тобой! – завопили где-то сбоку. – Ты жива?!

А потом меня растрясли. Веки разлепив, увидела встревоженное лицо Мохана.

Ещё только-только рассветать начало.

– Лежишь тут! В крови! – выдохнул он возмущённо, покосился вбок. – А, это он ранен. Но ты-то что делаешь здесь?

Покосилась вбок. И тут же вскочила. Потянулась к Сибу.

Грудь у того больше не поднималась и не опускалась. И… и сердце больше не билось. Тело холодное. Он лежал на спине, закрыв глаза. Кровавый тилак уже подсох на его лбу и растрескался. Но на губах была улыбка. Значит, всё. Не смогла ему помочь.

– Ты чего? – возмутился младший жених, смотря на меня и на него.

– Он… он умер… – всхлипнула.

– Мы думали, ты сбежала! – сказал Мохан обиженно. – Сначала кто-то кричал. Женщина. Будто её мучают. Всех в деревне переполошила. Повыскакивали мужчины, но никого не нашли. Потом к нам прибежала напуганная Сарала со светильником. Отвела в сторону, сказала, что проснулась ночью от криков. И что ты пропала, – нахмурился. – Он… он пытался тебя похитить?!

– Нет, – сказала грустно, смотря на неподвижное тело.

Сиб так старался выжить! Ещё тогда, во сне. Или же по-настоящему в детстве, когда недоношенный вылез из живота мёртвой матери, борясь за свою жизнь, не сдаваясь. Но сейчас… сейчас…

Мохан шагнул ко мне, сжал мои плечи так, что поморщилась.

– Что ты всё смотришь на него?! – сердито спросил юноша.

– Но он… он умер… – всхлипнула.

Музыкант встряхнул меня сильно, потом вдруг отпустил. Пошатнулась, но устояла без опоры. С ненавистью выдохнул:

– Ты хотела уйти с ним?! Но ты моя невеста!

– Не только твоя, – грустно усмехнулась.

Его рука скользнула к моей шее. Застыла, напряжённо смотря на него. Ударит? Удушит? Но… он имеет право. Я не должна была уходить одна, тем более, ночью, да ещё и бежать к чужому мужчине. Очередной позор на мою голову. И… ох, опять я без дупатты стою перед мужчиной! Жених, наверное, решит, что меня раздели. Или ещё чего похуже.

Стояла, боясь поднять взгляд на молодого мужчину. Самой стало мерзко, что так веду себя. Только эти братья хотели взять меня в свою семью. А теперь я всё испортила. Опять я всё испортила! Так что ж… что он медлит?! Ударит? Убьёт в гневе? Или они меня вышвырнут тоже? Только теперь даже Яш не вступится за меня. Я… но почему он медлит? Убил бы. Не хочу скитаться нищенкой. И распутной женщиной становиться ужасно! Лучше бы совсем… только почему он медлит?..

Робко взгляд подняла. Жених смотрел на меня с ненавистью. Рука около моего лица. Но ударять меня не спешил, колебался. Вроде рассержен страшно, но не бьёт. Не орёт на меня. Или… не сдержится? Он порывистый.