Три мужа для Кизи

Но, когда девочки и женщины повернулись к их стайке, там уже молчали. Так и не поняли мы, кто так сердито пошутил надо мной во время торжественной церемонии.

– Если уж серьёзно… – Аша вздохнула, потом сжала мои щёки, ласково-ласково. – Береги свои мехенди, Кизи! Пока узоры не сойдут с твоих рук, ты можешь не работать в новом доме.

Так на мне появилось одно из шестнадцати необходимых украшений невесты.

И более меня из дома не выпускали. И до самой свадьбы не отпустят.

Ночью я тихо-тихо плакала о моей судьбе. Потом вдруг кто-то подкрался ко мне, и чьи-то тонкие руки обняли меня. Я вначале страшно испугалась, но когда голова ткнулась в мой локоть, рядом с тонкими руками, я поняла, что ко мне подошёл ребёнок. Да, в общем-то, вместе со мною в этом доме было трое детей.

Утром я проснулась в объятиях Малати. И долго боялась пошевелиться, чтобы не разбудить её. Милое, сонное лицо. Завитки волос у лба. Интересно, моя дочка будет похожа на неё, когда родится? Так ли будет коверкать слова, как её младшая сестра? А, нет, Аша упоминала, что самая младшая из её дочерей осталась дома. Потому что мать побоялась брать её в дорогу, совсем ещё кроху. Да и мать её мужа была сердитою, видимо, совсем не хотела отпускать.

Малати очень мило спала. Сопела во сне. Я ею залюбовалась. Снова невольно захотела стать матерью. Матерью девочки.

Сарала и Аша, проснувшись, с улыбками на нас посмотрели. Да утащили младших девочек по делам. И я лежала, боясь дышать шумно, боясь пошевелиться, обнимая эту милую девчушку, столь серьёзно отозвавшуюся на мою просьбу о помощи. И так сочувственно потянувшуюся ночью меня утешать, поняв, что я проснулась и плачу в темноте. А потом поцеловала в лоб, когда она проснулась.

Да, доля женщины тяжела. Но, кажется, есть что-то красивое в том, чтобы стать чьей-то матерью. Чтобы появились чьи-то тёплые, тонкие руки, которые будут меня обнимать. Которые смогу целовать я. И чьи-то большие ясные глаза, которые будут смотреть на меня так серьёзно, открывшись. И смех будет звенеть, неожиданно разлившийся с её губ.

Но где же, где же Сибасур? Неужели, что-то дурное случилось с ним? С тем, кто сам назвал меня своею сестрой? Кто мне помогал? О, только бы ничего дурного не случилось с ним!

– Я понимаю, почему ты плачешь, – сказала грустно дочь Саралы, вновь обнимая меня.

Но, право же, она не поняла.

На этот день была церемония халди. И сердце моё совсем уж заныло, поняв, что время моё почти вышло. Халди бывает в день свадьбы или накануне её! Очень сильно торопился Яш. Слишком сильно. А что я? Я могла разве что молиться богам, чтобы вразумили меня поступить как лучше и как правильнее. Но боги никак и ни на что не намекали мне, будто совсем оставив меня. А как лучше – я сама не знала.

Так настало моё халди. Сарала и её дочь сделали два блюда с пастой из куркумы. Одно принесли мне из дома Саралы, где остановились женихи. А другое из моего дома – моим женихам. Внучки Саралы были и там, и там, чтобы вымазать мне и женихам лица, руки и ноги пастой.

– Твоя кожа будет сиять! – бодро говорила Аша, смотря, как Малати серьёзно обмазывает мой нос. – Ты будешь восхитительно прекрасна! И им ласкать тебя понравится. Или… ой! – и сердито на дочь заворчала: – Ну, улыбнись хоть, Малати! Свадьба же!

– Так я не знаю, что правильно, – серьёзно отозвалась девочка. – Не знаю, мне радоваться за Кизи или печалиться за неё?

Аша и Сарала притихли огорченные. Да уж, странная судьба у меня. И правда, не знаешь, что тут правильно.

А потом и в моём доме, и в доме Саралы, временно приютившим моих женихов, проводили Шрадху. И я, и мои женихи поминали усопших предков, поднося им поминальные шарики пинду.

Пинду заботливо готовила Сарала для нас всех. Рис сварила, смешала с сезамовыми зёрнами, мёдом и гхи. Шарики слепила.

Точнее, я так думала. Но позже Малати мне рассказала, что у женихов пинду готовили Поллав и Садхир. Обоим хотелось, но они всё же не поссорились – и стали готовить вместе. Чем там занимался Мохан, девочка умолчала, как-то странно улыбаясь. И вечером видела, как мать её отозвала, что-то сердито ей шепча. Дочь с пониманием улыбалась. И, кажется, пообещала не говорить. Наверное, мне.

И, как ни боялась я, время неуклонно утекало. День, кажется, закончился слишком быстро. Хотя ночь укрыла мои слёзы ото всех.

Камень 26-ой

В горной расщелине камни и склоны были заляпаны пятнами крови. Поодаль без чувств лежал воин. Окровавленная рука всё ещё твёрдо сжимала лезвие прямого меча. По рассыпавшимся длинным волосам как на ложе задумчиво разлеглась кобра. Подняв голову, змея следила за поединком, идущим поодаль.

Там Ванада яростно отбивался загнутым мечом от Ниламнага, явившегося в человеческом облике, на сей раз без роскошной короны и со скромными украшениями из золотого ожерелья одного тонкого да жемчужин-серёг. Временами к нагу присоединялся некий высокий и красивый дэв.