Три напрасных года

Мазурин так и не нашёлся. Брёл один обратной дорогою — хмельной, усталый, изнасилованный — ломал голову, пытаясь понять, что это было — романтическое приключение или несчастный случай. На пляже захотелось искупаться — смыть с тела отпечатки потных рук. А может утопиться? Настроение — в самый раз. Не удалось ни то и ни другое. Иглы с колючками впились в босые ступни, едва ступил в воду. Да, не май месяц. Мне и купаться расхотелось, и топиться.

К черту всхлипы о порушенной девственности — ничто так не важно, как скорый дембель. Готовиться надо. Впрочём, что я — альбомчик готов, форма пошита. Флотский асс швейной машинки завернул клёши в 40 см по гаче, тренчики в виде якорей, мотню на две бляхи (мода такая). На беску едва «краб» (кокарда) входил, ленточки ниже лопаток. Галанку приталил — все нашивки из цветного пластика. Таким петухом, ясный перец, за ворота не пустят. Но покрасоваться-то хотелось. Ещё летом списался с сестрой двоюродной в Челябинске, которая на АМЗ живёт (и я там жил, учась на ИСе), договорился отправить ей посылку с дембельской формой. Одёжка готова, вперёд — на почту!

В отсутствие Атамана Переверзев гнул свою линию воспитания личного состава. Нам вдруг были объявлены увольнения. По правде сказать, издевательства над организмом — с обеда и до 20–00. Это я о времени вольношастанья. В городском парке (летом) в это время танцы только-только начинались. Где же с девчонками знакомиться? Годки сразу сказали: нет — бойкот таким культпоходам по героическим местам. И не ходили. И я не ходил. Но тут особый случай. Отнёс посылку к флотским на КПП, получил увольнительную и вперёд — на почту. Посылку отправил без приключений. А потом начались….

У гастронома встречаю Снегиря в водолазке под регланом — за гражданского косит.

— Что, — спрашиваю, — мнёшься?

— Водчонки смышляю. Не поможешь?

— Давай деньги.

Подошёл к первому попавшемуся:

— Возьмёшь, дядя?

Он посмотрел мне в лицо, на погоны бушлата, ленточки бескозырки, тяжко вздохнул и протянул заскорузлую ладонь:

— Давай. Сам таким был.

Минут через десять вышел с двумя бутылками в руках. Я к нему навстречу. Тут какой-то тип в гражданке выруливает. Водка у меня в руках, а мужик сдачу делит.

— Что это вы тут делаете? — полюбопытствовал прыткий незнакомец, пожирая глазами товар.

Мой благодетель просёк ситуацию, засуетился:

— Сейчас, сейчас, сдачу….

— Оставь себе, — я попробовал отступить.

— Капитан Глухов, бронетанковые войска, — напирал незнакомец. — Представьтесь, старшина.

— А я уж подумал: контр-адмирал, — спрятал бутылки за спину, подальше от хищного взора. — Не предъявите удостоверение?

Снегирь сзади подскочил, цапнул пузыри и наудёр через кусты. Назвавший себя капитаном ринулся за ним и натолкнулся на мою грудь.

— Да ты приятель борзой, — рассердился я и двинул ему коленкой в пах.

Бессильная злоба сочилась из его глаз, по щекам, а задница покоилась в пыли. Подниматься не торопился, лаская причиндалы между ног. Может, и правда капитан? Да чёрт с ним…!

Потом встретил радиста, Игорька Найдина с девицей.

— Антон, идём с нами. У Лизы есть подруга, мы тебя познакомим.

У Лизы оказалось три подруги, только ни одной не застали дома. Так и пришли, помыкавшись, втроём на пустой пляж. Присели на лавочку, полюбоваться холодным тёмно-синим цветом сентябрьской волны. Кончилось курево. Вдали парни жгли костёр, сидя в кругу.

— Пойду, — сказал, — стрельну, а вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь.

— Откуда, приятель? — спросили костровые, угощая сигаретами.

— Из Челябинска.

— О-пана! А мы летом метро вам строили. Ну, метро не метро — подземный переход. Да и строители мы таксебешные — бери больше, кидай дальше. Короче — стройотряд.

Широка страна моя родная! Парни живут в Камень-Рыболове, учатся во Владике, а на целину едут на Урал. Хорошие ребята! Ещё и угостили. Не скоро вернулся к влюблённым. Выкурили с Игорьком по сигарете. Он засобирался к костру:

— Пойду, стрельну….

— А вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь, — закончила Лизавета и, как только Игорь отошёл, прильнула к моим губам.

А я ответил на поцелуй. Ну, а как тут поступить? Девчонка симпатичная…. Я к ней не приставал, ни о чём не просил…. Глупо было бы оттолкнуть. Губы наши сплелись и запутались. Её рука что-то шарила на моей груди, звеня орденами и медалями (значками и знаками). Это что, позыв? И я полез к ней под курточку. Что обнаружил там? Да ничего особенного, чего нельзя было не найти под курточкой семнадцатилетней девчонки. И не загорелся. Может, мне страсти в тот миг не хватало? Может, сил мужских лишила ночная шатенка? Может, вина перед Игорьком…? Только подумал — вот он перед нами, сигаретку протягивает. Я закурил. Лизавета его утешает:

— Ну, что ты, что ты, обиделся? Дай поцелую….

Самое время, думаю, убраться. Только поднялся, рука за бушлат — сидеть! Её рука. Сел, жду, что дальше.

— Нравится тебе моя шея? А грудь? — это она Игорьку. — Так целуй сюда, целуй.

Губы освободились и сразу ко мне. Вот и получился из нас клубок — не размотать, не распутать. Э-эх, грехи тяжкие, человеческие….