Три напрасных года

Потом подумал, мой датый вид расхолаживает моряков, и не стал надоедать. Только за тушенкой сходил в провизионку, а хлеба ещё оставалось.

Захмелел я, и начал плакаться, что не решил окончательно — уйти на гражданку или остаться.

— Конечно, оставайся! — убеждал Вадим. — Если б у меня всё так получалось, ни минуты не думал….

К полуночи приговорили Беспаловский спирт. Показалось мало. Я заметил запасную компасную картушку в сейфе.

— Нацедим кружечку? — убеждал Вадима. — Да брось, что случится? Думаешь, на мостике спирт в компасе? Давно уже электролит. До меня ещё вылакали — Никишка с компанией.

— Полкружки и спать, — согласился Белов.

Светка приснилась Рожкова. Странно, никогда с ней не был в постели, а тут…. Я у стены лежал, она с краю.

— Подними, — говорит, — подушку.

И сбросила её на пол. Мне, чтоб дотянуться, на Свету надо карабкаться.

И так три раза….

— Долго ты по мне ползать будешь? — ворчит.

— А что делать?

— Что делать? Любить, глупый.

Она обняла меня за шею, а потом как бросит на пол вслед за подушкой….

Я упал, прокатился по пайолам, ткнулся в Вадимов рундук. Белов ругался матом. Но ему было легче — он ткнулся в борт. Может, конечность сломал? Терпи, сундук, Атаманом будешь!

Я ринулся на трап. Понимание произошедшего пришло сразу, ещё до того, как выскочил на палубу. На берег нас выбросило! Проспала вахта — как с якоря сорвало, как волокло с волны на волну, положило килем на грунт, а бортом на прибрежные кусты — всё проспали, канальи!

Сумрачный рассвет накатывал с востока. Катер стоял почти вертикально, «пританцовывая» килем на грунте. Левый борт «утюжили» волны, правый подпирали прибрежные заросли — обломанные стволы копьями торчали над палубой, усыпанной листвой и ветками. Даже гнездо птичье попало под ноги. Чёрт! Кто сейчас первым попадётся — за борт выброшу. Морекаки! Это одна мысль. И другая. Господи, да хоть бы все были живы и здоровы. Ребят жалко, свободы своей….

В ходовой было пусто. Пошёл вокруг надстроек и на юте увидел Его. В защитном комбинезоне с колпаком на голове, из-под которого — щекастая рожа цвета горчицы и узкие глаза. В руках автомат без приклада. Хунвейбин — гадать не надо. Что, приятель, надо? Руки поднять? Разве ж так ведут себя в гостях? Да перестань, собака, целиться в моё брюхо — что там, мишень нарисована?

Волны били в борт, ветки скрипели, запутавшись в леерах, ветер выл в снастях. Не услышал я шороха за спиной, скорее увидел подспудным зрением чьё-то движение. Обернуться хотел, но сильный удар под затылок бросил меня на спардек, с него на палубу. Чем меня так? Прикладом? Да нет у них прикладов. Кулаком? Сапогом? Каратист трёпанный.

Упал на спардек удачно и на палубу с него — без травм и переломов. Но удар по голове был очень сильный — я на немного отключился. Проволокли моё тело на ют и швырнули в пассажирку сверху вниз. Тут я включился — как раз вовремя, чтобы не разбить голову об обеденный стол. Люк закрыли. Я присел, ощупывая голову и размышляя над положением — оно казалось не простым. Вахта проспала — катер сорвало с якоря и выбросило на берег и не пустынный. Те, кого безуспешно ищут погранцы и чекисты в тайге, прятались на берегу, не ожидая нечаянной радости. А тут вот она — катер, с перепившим командованием и проспавшей вахтой. Это ли не удача?

А мы-то с Вадимом как крепко влипли! Если желтомордые не укокают, не уволокут в свою Поднебесную, то засудят свои на Русский остров. Ужас, мама, роди меня снова!

Вскоре весь экипаж собрался в пассажирке. Правда не своими ногами, чаще — волоком, а потом кульбит мимо трапа, но я уже был готов — отодвинул стол и ловил на руки летящие тела. Последним поступил Белов. Вадим единственный, кто оказал диверсантам сопротивление. Сунул хунвейбину в нюхало, и получил финкой в бок. Мы забинтовали рану — благо аптечка под рукой. Но командир не поднялся — лежал на баночке, укутанный в тулупы и постанывал, изредка забываясь. Нам ничего не оставалось, как сидеть и ждать, как пойдут события дальше, что предпримут хунхузы. Даже выяснять не хотелось, кто проспал вахту.

А что выяснять? Первая смена — командир, радист, старший моторист. Ни я, ни Вадим не вышли на вахту — пропировали. Мыняйло отсидел первую смену с Петькой Старовойтовым, в два часа подняли молодых. Пофигист-боцманёнок, завернувшись в тулуп, прикорнул на мостике. Кутепчик в машинном кемарил. В это время нас и сорвало с якоря. Где им, молодым, отличить килевую качку от бортовой. Хотя боцманёнок мог — не первый день на катере….

Застучала цепь на шпиле. Мы встрепенулись — точно, в Поднебесную собрались, собаки. И нас утащат. Только шиш им, узкоглазым — якорь-то сорван. Но сработал закон подлости — то ли зацепился в последний момент и держал катер от полного крена на борт, то ли впился в грунт вот прямо сейчас. Пленённая посудина вдруг дрогнула всем туловом и начала медленно поворачиваться. Вот уже потерян контакт с грунтом, началась качка…. Килевая!

Запустили двигатель, дали ход. Чёрт! Что угодно, только не это. Чтобы в плен к китаёзам…?

— Петька! — ору. — Ищи ключи в ЗИПах.