— Просыпаюсь и первым долгом: Надя! Каково тебе там в Уфе, на углу Тюремной и Жандармской!
Они смеялись. Всё было весело, всякий пустяк смешил. Владимир Ильич заразительно хохотал, и она смеялась в ответ его смеху и радости. Владимир Ильич снял пиджак, постелил на земле, она села на пиджак, он рядом, в траве, и они вдруг затихли после шуток и смеха, и хорошо было тихо молчать и глядеть на эти цветные роскошные дали за Белой.
Но было не только счастье. Было беспокойство.
— Надюша, а то?.. Что говорит доктор? Как идёт леченье?
Она была нездорова. Приехав из Шушенского, лечилась, лечение было затяжное и нудное, ей не хотелось говорить о таких скучных материях. Но он настойчиво спрашивал с ласковой бережностью.
— Ничего, Володя, всё идёт своим чередом, немного подлечиваюсь, всё нормально идёт. Ну, честное слово. Давай же, Володя, о Пскове.
И то, что Владимир Ильич почти в первый же день рассказывал ей о Пскове и своей работе там, именно ей, как никому, рассказывал с охотой, волнением, боясь упустить всякую мелочь, это и значило, как велика была их близость и связь.
Псков — Плескова по-древнему — стоял на мысу, образованном реками Великой и Псковой, когда-то воинственный, теперь провинциальный городок, хотя и губернский. Церквей уйма: и Василий «на горке», и Николай «со усохи», и Покров «в углу», и Воскресенье «со стадища». А заводов и фабрик, когда приехал Владимир Ильич, раз-два — и обчёлся. Оттого что рабочего класса в Пскове немного, власти не опасались высылать сюда неблагонадёжных лиц после тюремного срока. Высылались под особый негласный и гласный полицейский надзор за противоправительственную деятельность. На год, на два или на несколько месяцев. Много неблагонадёжных лиц служило статистиками в губернской земской управе. Владимира Ильича знали, читали написанную в Шушенском книгу «Развитие капитализма в России». Она стала марксистским учебником для социал-демократов, эта книга. Автора книги встретили хорошо, с интересом. Об этом Владимир Ильич рассказывал скупо.
Сразу в Пскове отыскались товарищи. Старый товарищ по Петербургскому «Союзу борьбы» Любовь Николаевна Радченко с двумя малолетними дочками жила высланной в Пскове. Приехали товарищи по сибирской ссылке — муж и жена Лепешинские. Приехали специально встретиться и поговорить о деле старые друзья по «Союзу борьбы», отбывавшие ссылку в разных местах, — Юлий Мартов, Александр Потресов, Исаак Лалаянц. Новые друзья появились. И, наконец, на квартире Любови Николаевны Радченко, в низеньком кирпичном домике, — совещание. Реальная, практическая подготовка «Искры». В полном смысле практическая. Созданы искровские группы. И даже деньги на первое время на создание «Искры» добыты.
— В один прекрасный, как говорится в беллетристике, день — весело рассказывал Владимир Ильич. — В одно воскресное утро…
Интересная личность Александра Михайловна Калмыкова! Вдова сенатора, учительница, владелица книжного склада в Петербурге на Литейном проспекте, издательница марксистской литературы. Годы не трогают её. Разве прибавилось морщинок у глаз да седые нити на висках чуть побелили тёмные волосы. А улыбка всё та же, молодая и умная, тот же проницательный взор, та же лёгкая поступь, и душа отзывчива на всё новое и смелое.
Вечером в субботу, закрыв книжный склад и отпустив служащих, Александра Михайловна отправляется на еженедельное совещание Вольного экономического общества. Там идёт оживлённое обсуждение научных проблем, учёные прения. Александра Михайловна выступает, как всегда, деловито. А к концу заседания незаметно исчезнет. Варшавский вокзал. И ночной скорый поезд уносит Калмыкову из столицы.
Утренний Псков в воскресенье гудит от колокольного звона. Далеко по окрестностям растекается медное пение. Несколько минут Калмыкова слушает звон. Важная, в элегантном пальто, в шляпе с вуалеткой. Станционный жандарм вытягивается перед важною дамой, прибывшей в купе первого класса скорого поезда.
Она в задумчивости слушает, дивясь искусству обрядного звона. Затем, поманив пальцем извозчика, куда-то едет с вокзала.
— Узнаю Александру Михайловну! — тихонько воскликнула Надежда Константиновна. — Характер крупный, сложный, своеобычный.
Один раз, другой, третий приезжала Калмыкова в Псков. Всё с ночным поездом, по субботам, прямо с заседания Вольного экономического общества. Прямо к Владимиру Ильичу. Обсуждают издание «Искры». Калмыкова соглашается субсидировать «Искру».
«Искра» будет. Всё ближе. Всё вероятнее.
Владимир Ильич замолчал. Сощурившись, глядел в бесконечные дали за Белой, цветные и солнечные.
Надежда Константиновна любила это душевное его состояние, когда он удовлетворён и доволен сделанным, тем, что достигнуто. И уже видит дальше.
Не умеет останавливаться. Не умеет. Не может. Видит дальше и дальше. Идёт дальше и дальше.