Три осенних дня

– Что вы говорите! – всплеснул руками Святослав Олегович. – Это значит вы старше? Я бы не дал вам больше тридцати пяти. Вы так молодо выглядите.

– Спасибо за комплимент, – рассмеялась женщина.

– Нет, это абсолютная правда. – Петровский опять улыбнулся и подумал, что если Бубенцов задержится еще на минуту, он его просто задушит.

Но Паша знал свое дело. Дверь почти тут же открылась, и двое официантов внесли закуски и запотевшую бутылку водки. Когда, расставив все, они удалились, Петровский лично открыл бутылку и разлил водку в небольшие рюмки.

– За нашу встречу, – мягко улыбнулся он своей собеседнице. Потом чуть пригубил напиток.

Она же выпила рюмку до дна. И не стала закусывать. Ему понравилась такая решительность. – Дело в том, дорогая Елизавета Андреевна, что у нас возникла большая проблема, – начал Святослав Олегович. – Мы выборочно проверили положение дел на некоторых избирательных участках. И выяснили, что у нас не все в порядке с кандидатами.

– Вы имеете в виду – по моему участку? – улыбнулась Трохина. – Ну, я это знаю. Хотя Качанов и не скрывал своих судимостей.

– Причем тут Качанов? – У Петровского задергалась от волнения щека. – О чем вы говорите?

– У него были две судимости, – охотно пояснила Трохина. – Он хотел баллотироваться по нашему округу еще в прошлый раз, но тогда мы его не пропустили. А сейчас судимости у него сняты и он снова выставил свою кандидатуру. Но мы проверяли, все в рамках закона.

«Сволочь, – холодно подумал Петровский, – значит, этот негодяй уже пытался здесь выставиться, а нам ничего не сказал. Какая же сволочь! Еще нагло нас обманывал».

– Речь не о нем, – заставил себя вновь улыбнуться Святослав Олегович, – я говорю о другом кандидате. – И вдруг с ужасом обнаружил, что не помнит фамилии учителя истории. Он нахмурился – слишком много сегодняшний день проколов. Нужно было узнать у Паши фамилию исключенного кандидата. Это его личный промах, Бубенцов тут ни в чем. – Давайте выпьем за вашу сестру, – неожиданно предложил он. – Я хочу пожелать ей счастья и долгих лет жизни. Он налил ей водку, и они снова чокнулись. На этот раз Петровский выпил рюмку до дна, даже не почувствовав эффекта обдающей жидкости. Затем, глянув на часы сказал:

– Простите, я должен дать поручение своему сотруднику. Ему нужно срочно переговорить с Москвой. – Он поднялся и вышел из комнаты.

В коридоре стоял Бубенцов, готовый выполнить любое распоряжение шефа. Святослав Олегович шагнул к нему, схватил несчастного за ворот пиджака.

– Быстро фамилию!

– Чью? – выдохнул Паша.

– Этого историка, исключенного из кандидатов. Быстрее!

– Седых, – пробормотал испуганный Бубенцов, – Александр Александрович Седых.

Петровский удовлетворенно кивнул и вернулся в кабинет.

– Извините меня еще раз, – улыбнулся он Трохиной, – дело в том, что речь идет о вашем учителе, Александре Седых, который был исключен из числа кандидатов в депутаты на основании смехотворного обвинения, что забыл упомянуть свой покосившийся сарай.

Этой женщине совсем не стоило знать, что сарай нашли помощники Бубенцова и сам Петровский заплатил адвокатам, чтобы оформить документы, передать их в суд. После чего местный судья получила деньги и вынесла решение об отстранении Седых от участия в избирательной гонке. «Надеюсь, что судья поделилась со своим председателем», – отстраненно подумал Святослав Олегович.

– Я с вами согласна, – вздохнула Трохина, – он такой порядочный человек и абсолютно случайно не упомянул этот сарай в своей декларации…

«Нет, не получила денег», – понял Петровский.

– Но закон есть закон, – убежденно продолжила Трохина, – и наша судья справедливо исключила Александра Александровича из списков кандидатов. Между прочим, она училась у него в школе и хорошо его знает.

«Все-таки, похоже, получила», – подумал Петровский и снова поднял бутылку, разлил водку по рюмкам.

– Я с вами абсолютно согласен, – проникновенно произнес он, – но дело в том, что даже юристы, подавшие жалобу, готовы отозвать ее обратно.

– Это их дело, – сухо заметила Трохина. – Решение по делу уже принято, и я не вижу возможностей для его пересмотра.

– Прокуратура готова принести официальный протест, – улыбнулся Петровский. – И я думаю, что нужно пойти навстречу вашим избирателям, все-таки допустить вашего учителя истории к выборам.

– Поздно, – возразила Трохина, – сегодня пятница. А выборы в воскресенье. Суд завтра не работает. Ничего нельзя сделать.

– Можно провести решение суда сегодняшним числом, – мягко подсказал Петровский. – Если прокуратура подаст протест вчерашним числом…

– Что вы говорите? – нахмурилась Трохина. – Разве такое возможно? Это же мошенничество, я на такое не могу пойти, и если вы…

– Не нужно так нервничать, Елизавета Андреевна, – попросил Святослав Олегович. Он положил ладонь на ее руку и с удовольствием заметил, как женщина вспыхнула. Но руку не выдернула.

«Живет одна, – поставил диагноз Петровский, – никого постоянного у нее нет. Может, бывают иногда случайные связи».