Три пары

– Боюсь, ребята, вам придется выражаться более прямо… – Фрэнк понятия не имел, что происходит, только видел, что все идет не очень хорошо.

Тамара наклонилась вперед. Он с тревогой осознал, что в ней не было совершенно никаких следов той теплоты, которая обычно сопровождала их беседы. У Тамары было отличное чувство юмора и похабный хохоток, и Фрэнк любил ее смешить.

– На тебя подана жалоба за сексуальное домогательство.

– Что? – Фрэнк не подкатывал ни к кому из съемочной группы и был уверен, что никого не касался неподобающим образом, который мог быть неверно истолкован. Он осознал, что молчание слишком затянулось, и обнаружил, что заполняет его, раздумывая на ходу.

– Я, э… Честно говоря, это неожиданно. Это ужасно. Для того человека. Но не могу вообразить, то есть я искренне извиняюсь, если нечаянно поставил кого-то в неловкое положение. – Фрэнк смотрел в глаза каждому из них, но никто не отпускал его с крючка.

– Если? – спросила Тамара.

– Скажите мне, кто это, и я заглажу вину перед этим человеком. – Фрэнк наклонился вперед. Он говорил искренне.

– Жалобы поступили от нескольких человек, – сказала Тамара.

– Это недоразумение.

– Возможно, если бы жалоба была только одна, но тут очень похоже на согласованные действия.

В груди у Фрэнка что-то сжалось. Он чувствовал нарастающую ярость, которая, как он подозревал, ему не поможет, но от нее было никуда не деться.

– Это херня собачья. Я ничего не делал.

Двое мужчин отвели взгляды. Тамара закатила глаза к потолку.

– Эй, вот вам радикальное предложение, – сказал Фрэнк. – Вы можете просто поверить мне?

Теперь все трое отвели взгляды.

Представитель профсоюза пригрозил забастовкой актеров, если Фрэнк не уйдет немедленно. Фрэнк был охвачен внутренней борьбой. Вставай, сражайся, ты не сделал ничего плохого. Если никто ему не говорит, кто это и что случилось, как он может защитить себя? Он подумывал о том, чтобы поговорить с гримерами, они все знали. Брюс, единственный другой режиссер, готовившийся к съемкам, заявил, что поражен этой новостью, но не захотел высказываться в его защиту. Фрэнк постепенно пришел к выводу, что чем громче он ругается, тем больше растет пятно на его репутации. На съемочной площадке его слово будет против слова жалобщиков, а он проработал недостаточно долго, чтобы заработать хоть какую-то поддержку. Он стал легкой мишенью. У Тамары уже был режиссер, который доснимет оставшуюся часть эпизодов Фрэнка. Барри Фаулер. Лучший вариант, как утверждали Маер и Глисон, – это уйти тихо. Им жаль, они ценили его работу, его талант, и, когда все успокоится, они ему позвонят. Они обещают.

Маер ждал у дверей, чтобы проводить его из здания. К счастью, многие актеры и съемочная группа еще обедали, так что зрелище вышло не таким публичным, как Маеру хотелось бы. Фрэнк видел Маера на многих вечеринках, посвященных завершению съемок: тот загонял в угол какого-нибудь свежего и красивого многообещающего актера-подростка. Парня, девушку – не важно. Поначалу им нравилось, что они привлекли его внимание, но потом они обнаруживали, что не могут избавиться от этого внимания, не нажив себе врага. Это была демонстрация силы, которой славился Маер, а Фрэнк никогда не позволял себе ничего подобного.

На выходе Фрэнк остановился:

– Истории, которые я слышал о тебе, могут попасть на первую полосу. Тебе следует быть осторожнее.

Маер побледнел.

Фрэнк утешился несколькими порциями виски в пабе, пока пытался решить, что делать. Когда он пришел домой пьяный, то попытался солгать, но Лиззи знала, что он никогда не пьет во время съемок. Она выгнала детей из кухни и закрыла дверь.

– У нас в лучшем случае пять минут, Фрэнк, колись, ты меня пугаешь.

– Меня уволили.

– Что? Ублюдки!

Фрэнк почувствовал, как его переполняет любовь. Он мог рассчитывать, что Лиззи без вопросов встанет на его сторону.

– Кто-то обвинил меня в сексуальных домогательствах.

Лиззи застыла. Он не мог догадаться, о чем она думает.

– Кто? – спросила она, но он понятия не имел. – Они ведь должны сказать тебе – кто. Как же тебе иначе защищаться?

– Но я ничего не делал.

– Ты уверен? Ты можешь немного распускать руки, и твой взгляд…

– Распускать руки? Какой взгляд? – в панике спросил Фрэнк.

– Как будто ты кого-то раздеваешь.

Фрэнк понял, о каком взгляде она говорила.

– Ну это не так, и я этого не делал.

Джимми высунул голову из-за двери:

– Мама?

– Вон.

Джимми понял, что с таким тоном спорить нельзя, и закрыл за собой дверь. Находясь в безопасности за дверью, он крикнул:

– Мы голодные.

– Я знаю, что ты ничего не делал намеренно, – сказала Лиззи. – Вот почему тебе нужно выяснить, кто подал жалобу, чтобы ты мог поговорить с ней. Это мог быть кто-то из съемочной группы, но, скорее всего, это актриса.

– Я не путаюсь с актерами. Как ты можешь такое говорить?