Три пары

– Я знаю, что влюбляешься, – сказала она. Они все еще были так близко, что он чувствовал ее дыхание на своем лице.

– Это небольшая проблема.

– Правда?

Он засмеялся. Она этого не сделала.

– Ты знаешь, что делаешь? – спросил он. – Я не думаю, что на меня можно положиться.

Ева наклонила голову, раздумывая. Она всегда серьезно относилась к его вопросам. Затем поцеловала его.

– Подожди, ты уверена?

Ева притянула его еще ближе и целовала до тех пор, пока он не перестал понимать, где он и кто он. Когда они остановились, чтобы перевести дух, то посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. И опять рассмеялись. Он взял ее за руку и повел наверх. Наверху лестницы Конор остановился: он не мог идти дальше. Там было всего три двери: в их спальню с Беа, спальню Фиа и семейную ванную.

Ева снова поцеловала его, нежно подтолкнув еще на несколько шагов в сторону спальни. Он остановился перед незаправленной кроватью и беспомощно повернулся к ней. В комнате не осталось ничего от Беатрис, ни фотографий, ни одежды, но тем не менее она была там. Ева опустилась на толстый марокканский ковер кремового цвета возле кровати. Конор упал перед ней на колени и провел руками по ее ногам, прижимая большие пальцы к внутренней стороне бедер. Она приложила его руки к своей груди, их взгляды были прикованы друг к другу. Прошло несколько дней с тех пор, как она брила ноги: она была уверена, что Беа гладкая, как щечка младенца. Наверное, после лазера. И Беатрис никогда не носила у себя в животе двенадцатифунтовых близнецов. А потом Ева оказалась на спине, и все, что она чувствовала, – это выпуклость его эрекции на бедре, его пальцы, скользящие у нее внутри, его рот на своей шее. Его тяжелое дыхание. Что-то острое впилось ей в ягодицу. Он просунул под нее руки, и она попыталась соскользнуть с этой штуки, но та перекатилась дальше, к спине, и Ева вздрогнула, когда снова натолкнулась на нее. Она подняла бедро, потянулась и нашла кубик лего. Бросила его под кровать. Конор поднялся на руки.

– Все нормально?

– Нормально, да, хорошо, то есть великолепно. – Она хихикнула.

– Что это? – он указал на крошечную татуировку на ее бедре.

– Ласточка.

– Почему ласточка?

– Они ищут солнце. В то время я была в Греции. – Она рассмеялась. – А еще они символизируют новое начало, новую жизнь. Я тогда только выпустилась. – Она остановилась. Новая жизнь, которую она тогда отмечала, была жизнью, которую она построила с Шэем.

– Она прекрасна. И ты прекрасна.

Это было то, что она хотела услышать, но теперь она не могла смотреть на него.

– Я ужасный человек.

– Ева, нет. Не надо.

Однажды после школы, когда им обоим некуда было спрятаться, Фрэнк спросил, почему она рассказала Конору об их романе, стало ли ей от этого хорошо? Почувствовала ли она себя праведницей? Она сказала ему, что не знает, почему это сделала, но он ей не поверил. «Если бы я был на твоем месте, – сказал он, – я бы спросил себя: что я получил за то, что рассказал?» И он стоял и ждал, пока она осознавала его слова. А потом засмеялся над ней.

Конор взял ее лицо в ладони и повернул его к себе обратно:

– Ты хороший человек в трудной ситуации.

– А у тебя есть татуировки?

– Нет. Я слишком много их видел на старой коже. – Он засмеялся. – Извини. Я идиот. Я уверен, что с твоей все будет в порядке. Она маленькая и четкая. – Он упал на ковер рядом с ней. Он смотрел, но не смотрел на нее, как будто ушел куда-то еще.

– Конор? – спросила она. – Что такое?

– Ничего. Ничего.

Он лгал. Она лгала. Все было не так. Лего. Ее колючие ноги. Волоски на животе. В светильнике наверху была паутина. Нижняя часть туалетного столика позади нее изъедена термитными ходами. И выключение света ничего бы ни на йоту не изменило.

Одна сандалия была в коридоре, другую она нашла на полпути вниз по лестнице.

– Кофе? – одетый Конор стоял на лестничной площадке.

Когда она подошла ко второй сандалии, уже была видна входная дверь.

– Мне пора идти, – сказала она, делая последние несколько шагов к двери. Он остался на лестничной площадке, глядя на нее сверху вниз. Сказал что-то вроде того, что дело не в ней, а в нем.

На улице она встретила Дермота, идущего домой с Джаро. Она заставила себя улыбнуться, обменялась с ним несколькими словами и пошла дальше. День был еще теплым, но облака закрывали солнце. Ветра не было. Деревья поникли. Чем быстрее она шла, тем больше злилась на Конора, на себя, за то, что чего-то ждала. Это жизнь во всей ее запутанной неразберихе. Это не означает, что им нельзя быть вместе, несмотря ни на что. Ни на что из того, что она не смела сформулировать.

Пришло сообщение от Конора: «Ты дашь мне второй шанс? Мне бы очень хотелось получить второй шанс. Целую». Ева ответила: «Да».

Раздетый человек – это другой вид человека. Нужно знакомиться с ним заново.

Глава 39 Бирюза