Конор проводил дни, осаждаемый случайными мыслями о Еве, где угодно и когда угодно – что она сказала или что сделала, – и желание увидеть ее было огромным. Если она могла уйти, то присоединялась к нему на ночной прогулке с Джаро. Они теряли понятие времени и места, пока шли и разговаривали. В плохую погоду они встречались на парковке позади гипермаркета «Теско» и целовались в его машине, слушая Лирик-ФМ. Он мог связаться с ней в любое время, и она отвечала в течение нескольких секунд, если могла. Она как будто находилась с ним в одной комнате, они как будто не расставались. Когда происходил длительный перерыв между их контактами во время работы или учебы, у нее был способ возобновить разговор с интересного факта.
«Знаешь, что дельфины спят с одним открытым глазом».
«Сахарную вату изобрел дантист».
«Если бы это было возможно, ты доехал бы на машине до космоса за час».
Она создавала вокруг них небольшой пузырек сладкого воздуха, очаровательное место, в котором он мог уединиться после ссоры с Беа или отцом или борьбы с горем Фиа по поводу перемен в его жизни. С Евой он чувствовал, что его достаточно, более чем достаточно – именно такого, какой он есть.
Конор с нетерпением ждал этих выходных – так, как не ждал уже некоторое время: пройтись с ней по улице, не опасаясь быть увиденным, заняться сексом, не опасаясь быть услышанным, избежать разочарованного взгляда отца, оставить все позади, даже если всего на день. Он будет полностью принадлежать ей, сказал он Еве, когда она позвонила, чтобы позвать его с собой. Он услышал мягкий шлепок, когда она открывала и закрывала рот, и понял: она сдерживается.
– Просто скажи это, Ева.
Она повесила трубку.
Он знал, о чем она думает. Несколько недель назад, когда они пошли прогуляться, Ева оставила его ждать на улице, а сама зашла в газетный киоск, чтобы купить поздравительную открытку – предлог, который она изобрела, чтобы выйти на улицу. Через витрину Конор увидел, как Ева остановилась и стала болтать с женщиной, которая выглядела знакомой. Когда женщина вышла, он развернулся и пошел прочь, как будто не увидел ее. За углом он нашел книжный магазин, где можно было спрятаться в проходах. Прошло десять минут, прежде чем Ева нашла его. Он смеялся над собственной глупостью, высмеивал свою трусость. Но Еве не было весело. Она раскачивалась взад и вперед в проходе, почти ударяясь о книжные полки.
– Ненавижу это. Ненавижу ложь. Я не могу смотреть на Шэя. Не могу находиться с ним в одной комнате. И это не его вина. Ни в чем нет его вины.
– Ты хочешь сказать ему?
Ее тело скрючилось, словно от боли.
– Мы можем позволить случиться всему что угодно?
– Что? Ты с ума сошла?
– Как бы мы ни поступили, это причинит боль. Мы все окажемся в одной и той же точке?
Конор не знал, как будет выглядеть эта точка, не смел ее представить. Он наклонился, чтобы поцеловать Еву, но не смог удержаться от предварительного взгляда влево-вправо. Она застонала и отпрянула. Он смотрел, как она обходит витрины и скрывается из виду.
– Ева! – крикнул он. Это был жалкий жест. Она не собиралась возвращаться. Когда он вышел из магазина, шел дождь, а ее не было видно. Он свернул на главную дорогу и увидел, как на некотором расстоянии покачивается зонтик Евы. Он побежал, зигзагами огибая незнакомцев, чтобы добраться до нее, притянул ее к себе и поцеловал. Дождь стекал по их лицам. Отстранившись, чтобы перевести дух, они вытирали воду с глаз, а затем почти одновременно взглянули через плечо, чтобы понять, не видят ли их. Но на улице было мало людей, а те, кто был, опустили глаза и подняли воротники, пытаясь спрятаться от дождя. Не обращали на них внимания.