Читаем Три персонажа в поисках любви и бессмертия полностью

– И так же наша жизнь, – продолжал Бенедетто. – Мементо мори надо всегда помнить и так во всем решать, поступать и действовать, что если бы жизнь сейчас оборвалась, вот в эту самую минуту, оставить по себе добрую память. Память же – вещь страшная и великая. Богиня ее Мнемозиной зовется. Страшная, потому что ничего не прощает. Великая, потому что людей между собой объединяет, и тех, кто далеко, и тех, кого уже на свете нет. И для нас, для литтерариев, и для вас, для правителей, это главная богиня покровительница. Ибо она есть при том при всем еще и предводительница Муз и главная помощница Аполло.

Она при имени Аполло вспомнила про девушку Дафну в лауровом венке, и ей показалось, что сестра ее тоже самое вспомнила, они повстречались глазами и друг друга этим взглядом поприветствовали. Она только бы того и хотела, чтобы все так дальше продолжалось. Пусть даже Бенедетто при них иной раз присутствует, им обеим истории рассказывает, вместе. Как будто они ровня. Хоть и не так, как наедине с Изабеллой, а хорошо. И пусть одна история перетекает в другую, наслаивается, а другая, старая, через новую просвечивает, и так все вокруг постепенно становится прозрачным и легким. И как тело из-под душного платья, или как земля весной из-под тяжелого снега, что-то настоящее и радостное пусть покажется в конце. Жаль только, что при нем, при Бенедетто, Изабелла была более особая, отдельно от сестры держалась, руки ее ненароком не касалась.

А Бенедетто убрал от греха кристалловую вазу и запер ящик с ней на ключ. Открыл другой и вытянул на свет как бы такой подносец. А на нем множество денежек разной формы и разного цвета. И на них, на каждой, человек, видимый сбоку, со щеки, так же, как и ее образ писался. Бенедетто стал объяснять, что это монеты древние, что на них изображены императоры римские.

– Про них мы многое что знаем. Имеется книга такая, про их двенадцать жизней, Изабеллина любимая. Ей ту книгу, с самого ее раннего детства, папенька зачитывал, про их деяния и иные обстоятельства. Вот взгляните, Пресветлая Ивонна, это Август, а вот Нерон, а вот Тиверий, Калигула, Титус, Веспазьян. Разные судьбы, разная слава, разная память. А самое ж главное – разная доблесть. Вот еще словечко важное: виртус, свойство отличительное, валер еще будет по-другому. Эта самая виртус бывает телесная и душевная. Телесная – она немаловажная, для войны, для состязаний и выносливости: виртус белланди. Но, дело понятное, душевная ее превыше состоит. А проявляется эта последняя через грамотную и ученую речь, как о том многократно наш божественный Цицерон писал.

Он прервался ненадолго, задумался, рассматривая монеты. Ей опять стало тревожно. Зачем он так настаивает, зачем столько слов говорит, что ей внушает?

– Вот Нерон или Калигула, – продолжал Бенедетто, – нам по себе оставили образ отвращения, гнусный и презренный. Образ самодурства и развратной коррупции, которые ничем стереть невозможно, будто кровавое пятно заржавевшее на белоснежной рубашке, и даже еще того неистребимее. А вот, с другой руки, образ Веспазьяна и Титуса, восстановителей добронравия. И вот ведь что теперь нам предстоит с Вами, Пресветлая Ивонна, разрешить, вот какой сложный казус, вот на какой вопрос попытаться нам нужно ответить: есть ли в их чертах, в имаго каждого из тех, что мы здесь на монетах имеем, отпечаток их души и назначения. Вот взглянем-ка повнимательнее, синьорины мои любезные, на линии их профильные, на их персон на этой меди соприсутственное бытие. И сравним видимое с невидимым: лицо с характером, сравним-ка знание, прямое добронравие и благородную доблестью с призрачным самодурством, гордыней и сластолюбством, посредством которого больное тело одержало верх над слабой душой.

И давай вдруг Бенедетто на этом самом месте на сестер смотреть: долгим, внимательным взглядом, переходя с одной на другую, как бы сравнивая. А Изабелла тут губами так тихо зашевелила, словно беззвучно отвечала учителю на его вопрос, но перед сестрой не хотела быть лучшей и потому молчала.

Тогда Бенедетто опять за свое принялся, даже с большим еще темпераментом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы